Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Рыжков cтр.№ 37

Салават – крепкий и надежный мужик, у него своя турбаза, свои кони, крепкий уазик, его тут все знают и уважают. Наши проводники Марат и Тимур – его родные племянники. Все они жители села Балыктуюль.

Мы ставим свои палатки на берегу чистого, как слеза, и быстрого, как ветер, Чулышмана и целый день греемся на летнем солнце. Позади долгая дорога верхами безлюдного Улаганского нагорья, а сейчас мы безмятежно варим в котелке на костре козлиный суп, с вермишелью и картошкой. Попутно мы глазеем на перевал Кату-Ярык, нижний въезд на который маячит прямо перед нашими глазами. Весь день напролет на перевале разворачивается самое настоящее кино, недостает только попкорна. Перевал Кату-Ярык знаменит на всем Алтае своей крутостью, одолеть его могут лишь машины повышенной проходимости и мощности. Дорога вытесана в почти отвесном, практически километровом по высоте склоне и похожа на белую молнию, которая резкими изгибами змеится по рыже-зеленому склону ущелья от верхнего плоскогорья до самой реки. Дорогу в буквальном смысле вырезал в горе местный тракторист для нужд колхозного хозяйства, вырезал острым ножом своего гусеничного трактора, чем заслуженно прославился среди всех местных жителей – дело было отчаянной опасности и сложности. До того времени автомобильной дороги на Чулышман не было вовсе. И вырезанный в горе перевал Кату-Ярык – единственная дорога.

С вершины перевала открывается захватывающий вид на Чулышманскую долину, а потом вниз уходит головокружительный спуск с семью узкими поворотами над отвесной пропастью, поворотами, на которых двум машинам не разъехаться. Самый крутой участок перевала находится в начале подъема от Чулышмана, как раз там, где мы сидим и варим козлиный суп. Начальный подъем от реки – главная трудность на всем Кату-Ярыке.

Вот мы замечаем, как к въезду на перевал подкатывает снизу какой-то хрупкий слабосильный микроавтобус, видимо корейский, белый, по крышу набитый людьми и их шмотками. Водитель врубает первую скорость и принимается с ревом карабкаться на крутой подъем. Из трубы сзади валит синий густой дым, двигатель визжит, захлебывается и скоро глохнет. Скрипя камнями, микроавтобус скатывается задом вниз, в начало подъема. Из него высыпаются люди, и водитель делает вторую попытку забраться наверх, уже налегке, без пассажиров. В этот раз он пробует взять подъем с разбега и подскакивает по склону метров на сто выше прежнего, но после этого машина опять глохнет и снова бессильно скатывается назад. Теперь выгружаются на пыльную землю рюкзаки, мешки и посуда, машина облегчается насколько только возможно. Снова ревет мотор и следует третий штурм горы. Мы мешаем свой суп в котелке и меланхолично наблюдаем за повторяющимися попытками белой машины въехать на перевал, попытка номер три… пять… восемь… Все впустую…

– Вот так они тут и остаются, – рассказывает Тимур, который сидит с нами у костра.

– Как это так, остаются?

– Спуститься-то сверху несложно, а вот подняться… Не рассчитывают возможности своих машин, вот и застревают тут. Подняться наверх на перевал далеко не каждая машина может.

– И что же им теперь делать? Их же целая группа, туристов!

– Трактора придется ждать попутного, или если вдруг ГАЗ-66 проедет, или коли Урал подвернется попутный – тогда, глядишь, вытянут их наверх на прицепе…

Туристы из автобуса мрачно идут к Салаватову кафе: сидеть и ждать оказии с тягачом, которая может не случиться ни сегодня, ни завтра…

За козлиным мясом для супа мы сходили на стоянку Салавата, где сейчас пасутся и отдыхают после тяжелого похода наши уставшие кони и где гостят теперь у мамы (родной сестры Салавата) наши молодые проводники Марат и Тимур.

Стоянка Салавата удобно располагается на широкой поляне по правому берегу Чулышмана, вся ярко освещенная солнцем. Поляна только что скошена, и мягкие травяные валки уложены на земле длинными душистыми полосами, сходясь веером к домику и к аилу со всех концов. Женщины ловко сгребают вилами и граблями сохнущую траву в копны, а после мужчины относят на вилах или волокут на волокушах эти копны в огороженный плетнем двор, где сметают сено в большие высокие стога. Расчет всей необходимой работы тут простой – количество копен оценивают по числу голов крупного или мелкого рогатого скота: кому сколько потребуется сена, чтобы прокормиться всю долгую зиму. Если год выдается безтравный, тощий – сено приходится докупать на стороне. Коров, коз и баранов держат зимой в хлевах и кошарах и кормят сеном, а кони всю зиму пасутся сами, раскапывая копытами траву из-под снега. Сенокос занимает дней десять в августе, как только в долине прочно встает сухая солнечная погода, необходимая для сенозаготовок.

В августе и вообще все лето скот держат на верхних стоянках – километром выше в гору от Чулышмана, на нагорье у самой верхней границы леса, куда животных отгоняют в мае. Там тоже есть избушки и кто-то постоянно находится в них, присматривая за скотом. Осенью, когда наверху в горах выпадает первый глубокий снег, скот перегоняют вниз в долину Чулышмана на зимние стоянки. Когда в августе приходит время сенокоса, из города приезжают все родственники-мужчины, дружно косят траву и ставят стога. Зимой живет на стоянке и заботится о животных кто-то один, иногда он в ходе долгой зимовки меняется с другим родственником, по договоренности или необходимости…

Мы идем из лагеря на Салаватову стоянку пешком от нижней части перевала Катуярык левым берегом, по широкой поляне. Вышагиваем тропинкой, которая бежит низкой выгоревшей травкой. И вдруг видим, как справа налево тропинку медленно переползает черная длинная гадюка. Марат, у которого в руках зачем-то оказалась толстая веревка, с силой лупит змею концом веревки, на котором навязан тяжелый и твердый как камень узел.

– Примета есть такая, – объясняет он, быстро прикончив гадюку. – Если змея слева направо ползет, то пусть ползет дальше. А вот если справа налево, то надо убить!

– Почему так?

Но Марат только пожимает плечами. Объяснил же ясно – примета такая!

Слева под горой – еще одна стоянка, пустая, без людей.

– А это чья стоянка?

– Да тоже одних из нашей деревни, из Балыктуюля. Но они ее бросили в этом году. Не хотят больше скотом заниматься, тяжело это.

– А как вы тут вообще землю поделили? И пастбища?

– Да это все еще в советское время поделили. Каждая семья имеет по Чулышману свое место, стоянку, пастбища, покосы. А наша стоянка еще прадедом построена, лет сто тому назад.

Прямо напротив водопада Кату-Ярык, который падает из темного ущелья вниз в километре от нас к востоку с отвесной скалы, мы переходим железный мостик через Чулышман и попадаем в чистую березовую рощу с высокими зелеными кронами. За рощей справа виден давно заброшенный, дикий и заросший сорняками колхозный яблоневый сад. Влево от сада бежит тропинка, прямо к Салаватовой стоянке. Там мы замечаем, подойдя ближе, собранные из почерневших столетних срубов избу, аил, хлев и баню – все старинной постройки. На наличниках окон узорная резьба, на верхнем бруске дверного косяка выпилены две рыбы, головами одна к другой.