Роман «Голуби в траве» заключал в себе не только сигнал опасности, но и таил еще робкую надежду на то, что будущее все же окажется мирным, достойным человека, надежду слабую, тускло мерцающую сквозь частокол человеческих трагедий, на фоне резко обозначившейся угрозы – «время дорого, оно лишь промежуток…» В следующем романе – «Теплица» (1953) – на смену этой робкой надежде приходит отчетливый скепсис, общая интонация романа еще более напряженная и драматическая.
Местом действия становится Бонн – его улицы и дома, коридоры и залы бундестага, кабинеты политиков. Напомним: Бонн – столица ФРГ до объединения Германии. Перед нами оживают политические будни Федеративной республики. С большой художественной выразительностью передается климат западногерманской столицы, атмосфера начинающейся эры потребления, забвения нацистского прошлого и новых попыток милитаризации.
Герой романа, по характеристике автора, – «человек совести и, таким образом, источник всяческих неприятностей». Читатель знакомится с ним, депутатом бундестага от оппозиции, когда тот, сидя в купе роскошного экспресса, где «пахнет всеобщим обновлением и реставрацией», предается размышлениям о недавнем прошлом. После разгрома фашизма он вернулся из эмиграции на родину, чтобы «создать для нации новые основы политической жизни и демократической свободы». Однако вскоре он понимает, что снова из всех щелей ползет ненавистный ему дух милитаризма, что снова всем «заправляют генералы» – «раковая опухоль на теле народа». В бундестаге предстоят дебаты о вооружении: «Игра опять началась. Старая игра? Старая игра». Эта зловещая «игра» означает новые войны и новые могилы.
Автор этих строк неоднократно встречалась с Вольфгангом Кёппеном в 60-70-е годы минувшего столетия. Отвечая на разные вопросы, касавшиеся его творчества, он неизменно упирался в одну тему, которая наложила решающий отпечаток на его жизнь и мировосприятие, – тему фашизма и войны. Он всей душой ненавидел нацистов и проклинал Гитлера, затеявшего войну. И что бы он ни писал после 1945 года, так или иначе, пусть не напрямую, касалось этих волнующих тем. Вот и герой «Теплицы» – недавний эмигрант, не пожелавший жить в нацистской Германии. Но в этом романе все внимание сосредоточено на послевоенной столице ФРГ, и все горькие слова, говорящиеся героем и автором о «боннской теплице», тем или иным способом подразумевают необходимость сделать выводы и извлечь уроки из прошлого, даже когда напрямую об этом не говорится.
Зло, о котором идет речь в романе, воплощено для героя в милитаризме, в невыкорчеванном до конца нацизме, националистическом чванстве, в германской военщине как таковой, в политиках, пытающихся, по мнению героя, вернуть страну на старые рельсы. Он видит все пороки современной ему ФРГ: интриги внутри партий, оппортунизм своих коллег-депутатов бундестага, фальшивый блеск фасадов, продажность прессы, ложь государственных мужей, цинизм, отсутствие моральных принципов. Люди, которые его окружают, – это сборище злых духов: некий журналист, сделавший карьеру в нацистские времена и благополучно продолжающий обрабатывать мозги в боннской «теплице»; некий депутат, интриган и негодяй, занимающий высокий пост; еще один депутат с его болтовней о христианстве и отечестве; обыватели, разглагольствующие о безопасности, – все эти «бараны-вожаки, готовые снова увлечь за собой стадо на бойню». Особенно зловеще выглядит фигура некоего коммерсанта, ловящего рыбку в мутной воде: от него «пахнет старым нацизмом», он стремится к «нацизму новому». Герой с ужасом наблюдает, как активизируются и наглеют все эти «ловкачи», «стреляные воробьи процедурных вопросов, киты регламента», члены парламентских комитетов, похожие на игроков в рулетку – только игра здесь ведется «на людей, на крупные суммы, на будущее». Боннская республика предстает в романе как «большая теплица», политика – как непролазные джунгли, парламент – как цирк, депутаты – как клоуны или игроки, циничные и бесчестные. За этим гневным портретом современной Кёппену реальности проглядывает все еще не осмысленное и не преодоленное прошлое.
Пожалуй, наиболее глубоко и ярко раскрыты занимающие Кёппена проблемы в романе «Смерть в Риме» (1954), который по силе и беспощадности изобличения остается одним из самых впечатляющих произведений литературы ФРГ. На сей раз автор переносит действие в итальянскую столицу. «Вечный город» становится и вполне конкретным, и метафорическим фоном изображаемых событий: его древность, его святые места располагают к размышлениям о судьбах мира, о природе добра и зла, о войне и мире, прошлом и будущем. Однако, хотя Рим играет важную роль в судьбе едва ли не каждого из персонажей, все они, как и действие в целом, неразрывно связаны с ФРГ.
Одной из центральных фигур Кёппен делает нацистского преступника, эсэсовского генерала Юдеяна, заочно приговоренного в Нюрнберге к смертной казни и скрывающегося от возмездия в одном ближневосточном государстве, по заказу которого он закупает в Риме оружие. Юдеян, этот дух насилия, дух звериной ненависти, и сегодня оправдывает совершенные им массовые преступления. С садистским наслаждением вызывает он в памяти образы своих жертв, фотокадры, запечатлевшие нагих женщин на краю рва, груды мертвых тел, детей и стариков, сожженных в газовых камерах. Юдеян – палач, от него веет «трупным запахом», он воплощение всех ужасов, преступлений, всего чудовищного варварства нацизма: «сам он был смертью, грубой, подлой, неповоротливой, бездарной смертью».
Юдеян – чудовищно-гротескный символ, как и его жена Ева, «нордическая Эринния», мечтающая о возрождении Третьего рейха, о «тысячелетней империи», о германском господстве над всем миром. Юдеяна, которому она слепо поклоняется, Ева предпочла бы видеть среди «павших героев», «мучеников» нацизма, нежели живым, но не обладающим прежней властью. Хочется заметить, что спустя почти полтора десятилетия другой писатель, очень, кстати, высоко ценивший Кёппена, создал женский образ, близкий кёппеновской Еве. Речь идет о жене полицейского из романа Зигфрида Ленца «Урок немецкого», о котором еще пойдет речь. Ленц показывает тот же слепой фанатизм, ту же жестокость и беспрекословную веру в «фюрера и рейх», которая заставляет эту женщину не щадить родных детей, бешено преследовать и травить собственного сына, пытающегося дезертировать из вермахта. И очень похожа на них мать героя романа Генриха Бёлля «Глазами клоуна», отправляющая на верную гибель во имя «фюрера и рейха» свою юную дочь.
Рядом с Юдеяном и Евой у Кёппена – эпизодические, но впечатляющие фигуры других последышей гитлеризма: торговец оружием, отвратительный немощный старец, продавец смерти, и генерал с говорящей фамилией Тойфельсхаммер (Дьявольский молот), ярый нацист, снова рвущийся к власти. Фанатичные в своей ненависти, мечтающие о реставрации фашизма, они предстают как устрашающая аллегория зла. И все же это вполне реальные, достоверные фигуры. Их достоверность подтверждена самой историей Германии времен нацистского рейха.
Если Юдеян – персонификация ненависти, разрушения и смерти, то его родственник Пфафрат, с которым он встречается в Риме, – личность подчеркнуто заурядная, лишенная всяких черт исключительности. Бывший «распорядитель финансов фюрера и участник нацистской говорильни», принадлежащий к тем кругам немецкого общества, которые безоговорочно приняли Гитлера, теперь снова у власти, «снова на коне»: он бургомистр, «отец города», он процветает, благоденствует. Такие, как он, проникли во все поры государственного аппарата, заняли руководящие посты, они вновь определяют судьбы страны. Пфафрат – реальное, лишенное всякого демонизма, но оттого не менее зловещее дополнение к Юдеяну. Он лелеет надежду вернуть Юдеяна в ФРГ, то есть помочь бывшему эсэсовскому палачу интегрироваться в боннскую систему. Пфафрат вооружает своего родственника уверенностью, что тот за свои «заслуги перед отечеством», за свой генеральский чин может требовать себе пенсию в Бонне. Ведь речь как никак идет о «верности и вере», о «предъявлении отечеству особого счета». Этот план полон чудовищного смысла: может быть, государство вновь созрело для того, чтобы принять и вознаградить «блудного сына», которому чудом удалось избежать петли?