Лексика и стиль мышления кажутся знакомыми – то ли по временам борьбы с космополитизмом, то ли активизации профессиональных патриотов, которым всюду мерещатся «иноземные филиалы» и «агенты влияния». Но следует отметить, что когда – еще во времена Веймарской республики, в 1926 году, – частью Прусской академии искусств стала Немецкая академия литературы, ее возглавили люди с безупречной «нордической» родословной, среди них Генрих Манн. «Боевой союз за немецкую культуру», основанный в 1928 году Альфредом Розенбергом с целью борьбы «против разлагающих культуру устремлений либерализма», в мае 1933-го признанный как официальная культурная организация НСДАП, пришел к выводу, что настало время присмотреться, чем занята эта «тайная академия». Для них Томас Манн, Генрих Манн, Франц Верфель, Бернгард Келлерман, Альфред Дёблин, Фриц фон Унру и многие другие были «либерально-реакционными» писателями, которых отныне следовало лишить права общаться «в официальном качестве» с понятием «немецкая литература». «Мы предлагаем эту абсолютно устаревшую группу распустить и создать новую, на новых, национальных, подлинно литературных основах», – заявил тогда Ганс Йост. Едва ли не главным произведением Йоста была пьеса «Шлагетер», в которой прозвучала ставшая одиозной реплика: «Когда я слышу слово «культура», я спускаю предохранитель браунинга».
Об этом персонаже немецкой истории ХХ века следует сказать чуть подробнее. Вот, к примеру, как определял задачи и назначение «новой германской письменности» этот генерал от литературы, писавший в связи с десятилетним юбилеем нацистского рейха: «…В здоровом теле народа живет здоровый образ мыслей, а в здоровом государственном устройстве – здоровое сознание. Образ мыслей народа и государства наиболее наглядно предстает как симптом в письменности своего времени. Только события и состояния, характеры и типы, которые обретают в литературе кровь, плоть и душу и тем самым духовное возрождение, переживают скоротечность времени и входят в мир притчи, которую мы считаем бессмертной. Когда десять лет назад национал-социализм пришел к власти, он нашел Германию больной и душой, и телом. И соответственно, литературные изделия больше напоминали истории болезни и свидетельства о смерти, чем прекрасные и ясные проявления жизни. В той же мере, как труд, став понятием чести, обрел новую ценность, как колыбель стала богатством рейха, так внутреннее доверие к спутнику жизни усилилось, если он является чистокровным представителем немецкого народа, – в той же мере сжалось, сморщилось эстетическое пространство помешанных на интеллекте литераторов до «чисто артистического ничто». А достоинство народного духа и многообразная естественность племен и их ландшафта подняли свой голос… Музейным гуманистам противостоит здоровая фаланга национал-социалистической молодежи. В борьбе наших дней дух очищается на всех фронтах, где сражаются немцы. В Германии пишут кровью! Такие строки коротки и близки приказу! Но удивительно то, и в этом залог победы, что ни один немецкий поэт или писатель не впал в панику, не вступил ни в какой сговор и даже не проявляет признаков усталости. Вся немецкая письменность работает серьезно и добросовестно и верна своей национальной миссии, она работает и действует, веря в вечный рейх, охранять который готова вся нация (до конца «вечного рейха», напомним, оставалось два года. – И. М.). Вот уже тридцать лет старшее поколение находится в огне борьбы. И все более прямым, гордым и самоценным становится оно; молодые же несут на своем челе отпечаток того благословения, перед которым жизнь и смерть, труд и испытание означают лишь один великий смысл. Это выражение духовной гармонии между стремлениями и политикой, между собственной жизнью и Германией. Вот уже десять лет государство фюрера поддерживает немецкую письменность. Мы можем без ложного стыда признать: все призванные с благодарностью выполняют свой долг, храня мужественную верность лавровому венку».
Эта напыщенная лексика, «героическая» патетика, этот фальшиво приподнятый стиль – характерные черты литературы подобного рода. Неудивительно, что певец рейха и фюрера, «соловей» германского генштаба, по совместительству бригадефюрер СС, возносился немецкими пропагандистами до небес. «Ведущий поэт нашего времени» – это не заголовок статьи из «Правды» советского времени. Это название статьи, посвященной Йосту, в газете «Фёлькишер беобахтер», центральном органе нацистской партии 1940 года. Эту статью тоже стоит процитировать, чтобы дать почувствовать читателю «дух» и «поэтику» национал-социалистической писанины того времени.
«Какие времена в немецкой судьбе переживает, сопровождает и истолковывает творчество Ганса Йоста в течение двух последних десятилетий! В горькую зиму 1919 года, «в час стыда и позора», его зов Роланда штурмует оцепенелую совесть мира и признается в разрывающей душу любви к своему несчастному народу. Военной зимой 1940 года поэт рядом с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером принимает трех немецких крестьян с Волыни, когда переходит историческую границу вновь завоеванной германской земли на Востоке. Картины этой поездки на Восток, описанные Гансом Йостом в его новой исповедальной книге «Зов рейха – эхо народа» с покоряющим поэтическим искусством, снова подтверждают единство человека и творчества, переданные этим ведущим политическим поэтом нашего времени. В этом эпосе возвращения блудных сыновей и дочерей нашего народного страдания, поднятом до осмысления культурной миссии германства в регионе от Данцига до Кракау, духовный солдат немецкой освободительной борьбы дает одновременно параболу собственной жизни, собственного участия в перевороте эпохи.
Верхнесаксонский ландшафт – Йост родился 8 июля 1890 года в Зеехаузене под Дрезденом, его предки были саксонские и тюрингские крестьяне – это родина Мартина Лютера, Фридриха Ницше и Рихарда Вагнера. Существенные черты этого верхнесаксонского наследия… определяют и творческий путь Йоста… Он осознает свою задачу: подготовка нового образа культуры и нового немецкого культурного мировоззрения…
Литераторы, которые в 1914 году, сидя у безопасного очага, сочиняли свои полные ненависти песнопения, бегут в свое кукушечье заоблачье «человеческого братства» и поливают грязью своей омерзительной ненависти нужду и страдания немецкого народа (речь идет о писателях-пацифистах – И. М.). Йост в одиночку… пытается понять предпосылки и границы нового немецкого мировоззрения и открыть путь грядущему формированию народа. Его «Этос ограничения», смелый и ясный манифест, требует преодоления индивидуализма и сознательного и добровольного включения в новое пространство немецкой судьбы.
Отныне его творчество со страстной верой служит немецкому народу. Его драматические творения шаг за шагом ведут немецкого человека из ужасного одиночества к великой общности… В пьесе «Шлагетер» народная судьба… возникает во всей своей полнокровной реальности. Шлагетер, первый политический солдат нового рейха, своим жертвенным монологом дает сигнал к маршу в свободное будущее.
Серия политических драм, как и основополагающие политические работы Ганса Йоста, служат мужественному духу нашего народа, укреплению и прояснению его образа культуры, преодолению чуждых влияний.
Жизненный и творческий путь Ганса Йоста – для нас пример новой веры, которая осуществляется в ходе великого исторического поворота. Роландовский клич поэта Ганса Йоста живет в вере, доверии, любви и благодарности всех немцев фюреру».