Телевизор я выключила, вот только лицо Евы из воображения не стерлось. Евы на больничной кровати с забинтованной головой.
– Ты бы тоже не стала?
Форс не то провоцировал меня, не то пытался успокоить, собственным расслабленным видом указывая – «я просто шучу». Мягкая улыбка и странное выражение в глазах, нечитаемое.
– Конечно, нет.
И думать не о чем.
Что-то мелькнуло в его глазах на секунду, что-то неясное. Если бы у меня был способ сделать стоп-кадр, замедлить секунду в вечность, я бы трактовала его, как «незнание порождает домыслы, неподтвержденные факты вызывают страх, а страх заставляет принимать неверные решения без раздумий, увы…»
– Просто… не драконь меня.
Не для этого мы приехали в отель, и не этим хотелось завершить вечер.
– Не буду. – Он сел в кресло. В большое, очень мягкое, округлое и бархатное, и постучал себя по коленям. – Иди сюда.
(KUURO feat. McCall – She's Got a Gun)
«Но даже не она сглупила больше, а они. Группировки. Если бы в моем окружении появился человек, способный знать больше остальных, зачем причинять ему вред? Сражались бы между собой за ее сохранность, а не кидали камни…»
Обо всем этом я думала уже сидя на теплых коленях Форса, обняв его за шею.
– Ты все еще там? Мысленно?
– Угу.
Мне было стыдно за свою реакцию. Чрезмерную, наверное. Давно пора было перейти к очередной завораживающей стадии вечера под названием «его приказы», а я продолжала залипать в новостях. Иногда голове не прикажешь.
Меня погладили по волосам.
– Она поправится.
Ева. Скорее всего. Но этим не закончится ни ее личная история, ни история с Девенторами в целом. Пока мы не узнаем о них больше.
– Почему они не расскажут нам, кто они такие? – Форс понял, о ком я, без слов. – Ведь мы бесимся от отсутствия информации. И всем стало бы проще.
Он не стал ни увиливать от темы, ни развивать ее.
– Возможно, проще бы не стало. И потому все так, как есть сейчас.
Кто знает. Бессмысленный разговор, ведущий лишь к новым безответным вопросам.
– Извини.
– Я тут.
Этим «я тут» он вернул меня в текущий момент. Глубоким мягким взглядом, нежными поглаживаниями по спине. Я вдруг ощутила то, что давно стоило – его притягательный запах, жар его тела, крепкие мышцы под руками.
– Скоро полночь.
Я улыбнулась, впервые сумела переключиться туда, где действительно хотела быть. С ним.
– И?
– А ты так и не успел ничего приказать.
– Успею.
– Время начинать.
Между нами принялся потрескивать воздух. Ощутимой сделалась дистанция между лицами, между губами, неимоверным стало притяжение.
– Так чего же ты хочешь? – Тяжелое настроение растворялось, уступая место шутливому. – Чтобы я станцевала для тебя раздетая?
«Заманчиво».
На меня смотрели с флером тайны мистической ночи, когда есть идеальный «он», когда рядом с ним все становится идеальным. Молчали. Улыбались.
– Чтобы я помыла окна в нижнем белье?
– А я после пристрелил того, кто будет на тебя смотреть?
– Мы в окружении леса.
– Тогда тем более не имеет смысла.
– Тогда, чтобы я голой приготовила тебе ужин?
Да, в нашем номере была своя маленькая кухонька и даже холодильник. Скорее всего, пустой. Или же типичный бар с мини-напитками.
– Сомневаюсь, что ты успеешь поставить на плиту кастрюлю.
Форс намеренно упустил из вида тот факт, что продуктами мы не располагали.
– Спеть тебе дурацкую песню? Надуть шарики и лопнуть их задом? – Кажется, алкоголь выветрился из меня не весь. Стало смешно. – Ведь должен же ты чем-то меня наказать…
– Наказать за что?
– За то, что я заставила тебя пройти Мерил Хант.
«Вообще-то я не собирался тебя наказывать» – он мог бы так ответить, но вместо этого изогнул губы, те самые губы, которые я в первую и последующие ночи целовала с невероятным упоением.
– Чего ты хочешь, «мой Господин»?
– Примеряешь на себя роль рабыни?
– Любишь такие игры?
– А ты?
– Никогда не пробовала в них играть.
Врать не имело смысла. Мне никогда не попадался партнер, которому хотелось подчиняться или «прислуживать». С Итаном даже пробовать не хотелось.
– Это не твоё.
Неторопливость Крейдена вила из меня веревки.
– Откуда мне знать?
Он потянулся к спинке кресла, на которую очень удачно был брошен белый пояс от махрового халата, приказал: – Дай мне руки.
Не сказал. Именно «приказал». Что-то менялось в его интонациях, в напоре, в количестве стали, когда он произносил то, чему следовало подчиниться. И сразу становилось ясно, где просто слова, а где «делай, как я говорю».
Куда он клонит, я сообразила быстро и потому протянула руки уже сложенные вместе запястьями. Их и обтянули, затянули узлом, после второй конец пояса обмотался вокруг моей шеи, подобно ошейнику.
– На колени.
Я подчинилась. Не потому, что особенно хотела, но потому, что именно в эту секунду этого хотел он. А у него на руках козыри. Сползла с кресла, ощущая, как затягивается петля на шее, стоит опустить руки – черт, профессионально сделано, умело.
– Стой так. Мысленно считай до двадцати, следи за своими ощущениями.
И я стояла.
Один, два, три…
Подо мной ковер; взгляд на стопы Крейдена. Между нами выросли километры – я у самого дна, он теряется головой в облаках. Разрослась между нами невидимая пропасть; рабы не имеют права поднимать головы, потому что Господин – это Бог. А до Бога ни добраться, ни долететь.
Десять, одиннадцать, двенадцать…
Холодно, одиноко. Мне так не нравится.
Четырнадцать, пятнадцать.
Я хочу обратно, стать на равных, к нему на колени, продолжить с той точки, откуда ушла «вилка» не в том направлении.
Восемнадцать, девятнадцать, двадцать.
«Двадцать» я произнесла вслух.
– Ну как, понравилось?
– Нет.
– Поднимайся.
Его голос очень мягкий, никакой недавней стали. Выпутал он меня быстро, улыбнулся хитро.
– Я говорил, что это не твоё.
Как же здорово было вернуть нас обратно нам – равным, теплым, любящим. Без пропасти. Снова очень близко, снова жар его ног под моими, снова вожделенное объятье.