Своему состоянию Кира не сильно удивлялась, ведь Матрёна предупреждала, что если не принять снадобье вовремя, то будет нездоровиться.
Теперь же нужно подгадать момент, чтобы незаметно улизнуть. Охотница повернула голову и едва не зажмурилась, когда картинка поплыла перед глазами.
– Ты что, пьяна? – спросил брат. – Сначала надо поесть, а потом за вино хвататься. – он беззлобно рассмеялся.
Кира ничего не успела ответить, поймав на себе пристальный взгляд Паситы. Тот хотел было что-то сказать, как его окликнули.
– Тин Хорвейг?! Здрав будь, Защитник! Мой сын с тобой?
Кира вздрогнула, увидев едва ли не точную копию Мордана. Мужчина был гораздо старше, Кира подумала: «Отец, скорее всего». Порадовавшись, что вниманием Паситы завладели и он от неё отвлёкся, она решилась и тихонько встала из-за стола. Крэг с интересом прислушивался к разговору, а Нааррон впился зубами в перепёлку, испачкавшись в брусничном соусе.
– Кува фы? – спросил он с набитым ртом.
– В нужник. Зачем, рассказать?
Тот помотал головой, состроив испуганные глаза.
– У нас с Морданом возникли разногласия. Он возомнил, что находится в собственном поместье. – продолжал тем временем пришелец. – Мне надоело его распутство, и он уехал.
– Давно это случилось?
– Ещё летом, как раз после праздника Киаланы.
Старший тин Шноббер тяжко вздохнул, возведя очи горе.
– Твои слова совпадают с содержимым его послания, но где же тогда он сам?
– Откуда мне-то знать? Я что ему, нянька? – взгляд Паситы выражал недоумение. – Я и так уже пожалел, связавшись вашим семейством. – в голосе прозвучало явное презрение, и глаза собеседника зло сузились.
– А мой племянник, Харила?
– Харила был не так плох, если бы не его тупость и лень. Впрочем, он-то как раз продержался дольше.
– Что?! – казалось тин Шноббер искренне удивлён.
– Болван сбежал сразу перед набегом Стаи. Даже жалованье не попросил.
В этот момент Пасита увидел, что охотницы нет за столом. Он протянул руку и схватил её кубок, тот оказался полным, и вино плеснуло на деревянный стол.
– Где Кира?!
2
Оказавшись в комнате, охотница поспешно выудила флакон из кармана, дрожащими пальцами размотала тряпицу. Тугая пробка не поддавалась, и Кира потянула сильнее. Снадобье выскочило и рук, и она едва смогла поймать его у самого пола.
– Сартог дери! – выругалась Кира.
На деревянном полу расплывались тёмные круги – часть все же пролилась. Киру едва не поддалась панике, но, взглянув на просвет, выдохнула. Оставшегося количества хватит ещё на два-три раза. До цели день пути, так что можно не волноваться. В Орден же Матрёна строго-настрого наказала его не брать. Если кто узнает, могут возникнуть ненужные вопросы, что обернётся большими проблемами прежде всего для неё, для Киры. Охотница не могла взять в толк, что же тут такого, но на её прямой вопрос знахарка ничего не ответила, лишь многозначительно постучала по лбу указательным пальцем. И все же она собиралась рискнуть. Зелье могло ещё не раз пригодиться, так что она надеялась найти способ пронести его внутрь или же припрятать где-нибудь снаружи, чтобы воспользоваться, если станет совсем невмоготу. Надо только осторожно выведать у брата о порядках Ордена. Неужели всех, кто входит в его стены, тщательно обыскивают?
Кира открыла рот и зажмурилась. Сейчас жгучая капля коснётся языка, и она испытает не самые лучшие моменты, но такова плата за спокойствие.
– Что это?!
Охотница вздрогнула от неожиданности, едва не выронив пузырёк вновь.
– Это?
– Да. Что во флаконе?
– Снадобье от бессонницы, – буркнула Кира, отодвигаясь к окну, и отвернулась, спеша проглотить содержимое.
Рука Защитника перехватила запястье и больно сжала, прежде, чем ей это удалось.
– Отдай! – прозвучало угрожающе.
– Эй, это моё!
Охотница попыталась переложить флакон в другую руку, но и та оказалась в плену. Пасита нажал особую точку на запястье, резкая боль вынудила Киру зашипеть и разжать пальцы. Без усилия Защитник отнял флакон и отошёл в сторону, видимо, на всякий случай. Обиженно зыркнув, она было сделала шаг следом.
– Только попробуй, – он предупреждающе повскинул взгляд, – и я тебя отшлёпаю! Причём с удовольствием.
Его слова и нехорошая ухмылка отбили напрочь всё желание пытаться снова.
Тин Хорвейг поднёс флакон к носу и втянул воздух. Его глаза округлились и он повернулся к Кире:
– Сартог тебя дери! Сколько ты выпила?
– Нисколько. Ты мне помешал. – мрачно ответила Кира
– Как давно?
– Достаточно, чтобы не разгуливать по дну Излома на каждой медитации. И нормально спать. Без снов с твоим участием!
Кира с вызовом посмотрела в стальные глаза и опешила. Там плескалась такая ярость, что она невольно отступил на шаг. Пасита демонстративно поднял дрожащий кулак и сжал. Стекло треснуло, превратившись в мелкую крошку. Стряхнув её с ладони вместе с несколькими каплями крови, Пасита вытер руку об штаны и вдруг молниеносно оказался рядом.
Кира не поняла как это случилось. Инстинкты подводили на каждом шагу, будто она и не тренировалась половину своей жизни. От неожиданности и испуга она не успела ничего противопоставить, и оказалась прижатой грудью к выкрашенной стене. Руки были заведены за спину, и любая попытка освободится оканчивалась весьма болезненно.
Шею обожгло дыхание. Оцарапав кожу щетиной Пасита, вибрирующим от гнева голосом, процедил прямо в ухо:
– Ты хоть понимаешь, что это измена?
– Что? – Кира даже застыла от удивления. Она ожидала чего угодно, но только не подобных слов.
– «Слёзы Киаланы»! Откуда у тебя яд?
– Это не яд. Это всего лишь зель…
– Это яд! – перебил Пасита. – Ты хоть понимаешь, что именно собиралась выпить?! – он зло её тряхнул. – Знаешь, как он действует?
– Я не вижу снов и…
– Яд постепенно разрывает связи потоков силы с твоим телом, её становится всё меньше. Это похоже на то, как… как реки мелеют во время засухи. Если же откажешься его принимать, придёт жажда, разрушающая твоё тело и внутренности. Сила до поры до времени защищает тебя от этого губительного влияния. Но к тому моменту её почти не останется, и ты попросту умрёшь в муках! – бесцеремонный рывок, и Кира приложилась грудью об стену всхлипнув. Было даже не столько больно, сколь обидно.
– Я не знала! – выкрикнула она. – Пусти!
Защитник резко развернул её к себе. Холодные как лезвие ножа глаза зловеще светились в полумраке комнаты, озарённой лишь тлеющими в камине углям, губы сжались в тонкую полоску, ноздри раздувались.