Все ведьмы делают это! - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Первухина cтр.№ 56

Горбунья бедная я сызмальства была.

В монастыре среди молений я росла.

Мгла безумной страсти мое сердце увлекла!

Я день свидания с тобою прокляла!

Из кельи скромной в небеса смотрю с тоской...

Я Сутры Лотоса отдам за ночь с тобой...

Гейша (поет, размешивая чай в чашке):

Чай с малых лет искусно я варила.

Май будет в сердце, если полюбила.

Дай мне хоть надежду, о бесстрашный самурай,

что в чайный домик ты придешь ко мне на чай!

Да, гейша я, и в этом нет моей вины.

В меня богач и бедный равно влюблены...

Сны мне снятся только о твоем большом мече,

хотела б я забыться на твоем плече...

Мне горек чай, коль в скорби сердца я такой.

И сад камней я отдала б за ночь с тобой!

Принцесса (поет, подписывая приказ о четвертовании брата Сажа):

Стон исторгает сердце, страстью тая.

Он не святой, и я ведь – не святая.

Тон приличий светских мне так трудно соблюсти.

О, кто б сумел меня от той любви спасти!

Высокородности крепчайшая печать

меня заставила о страсти не мечтать.

Часть своих сокровищ и дворцов могла б отдать за то,

чтоб став женой, саке ему подать!

И кимоно я орошаю вновь слезой...

Я целый Токио отдам за ночь с тобой...

Вместе:

Все помышления и грезы лишь о нем!

Горит душа любви сияющим огнем!

Днем мы притворяемся, что в строгости живем,

но лишь настанет ночь, любимого зовем!

Его объятий нам оковы так легки...

Ох, что же с нами вытворяют... самураи.

Этой песней закончилось первое действие. Народ повалил в фойе. Татьяна Алексеевна тоже поднялась, взявши внучек за руки, и двинулась с ними к выходу из зала.

– Пойду куплю девочкам фисташкового мороженого, – нарочито громко объявила она непутевому зятю, но тот даже не услышал этого, всецело поглощенный созерцанием Инари.

– Понятненько... – процедила сквозь зубы теща, и тут неожиданно подал реплику господин Синдзен:

– Позвольте мне сопровождать вас и этих милых детей, сударыня!

К несчастью, Инари Такобо все-таки в первую очередь была влюбленной женщиной, а уж потом – референтом и охранником руководителя корпорации «Новый путь». Поэтому она, глядя только в благородно-нефритовые глаза своего возлюбленного, сразу и не заметила, как ее босс покинул зал вместе с Татьяной Алексеевной и девочками.

– Инари, – шептал Авдей, осыпая поцелуями ее руку, прикрытую веером, – когда я снова смогу быть у тебя? Тот вечер был таким прекрасным...

– Это только чары. Только чары! Не нужно нам было этого делать, Аудэу-сан... О Амиду! Как я могла так забыться, что не увидела... Господин Синдзен вышел! Аудэу, пустите меня, я должна быть рядом со своим господином!

Авдея кольнула ревность.

– Инари, ты ведешь себя прямо как самурай. Успокойся. Никуда твой босс не денется. Мороженое ест в буфете.

– Вы не понимаете! – Инари уже встала с кресла и решительно направилась к выходу. – По сути, я и есть самурай. Моя первая обязанность – быть рядом с сюзереном! А я постыдно пренебрегла ею!

Инари, а следом за ней и Авдей вышли в фойе, пройдя мимо одиноко стоявшей пожилой зеленоглазой женщины, одетой в строгое черное платье. На платье блестела изумрудная брошь в форме скарабея. Проследив взглядом за Авдеем и Инари, женщина негромко сказала в брошь:

– Внимание. Появились помехи.

Глаза ее жутковато блеснули в полутьме опустевшего зрительного зала.

По фойе бродила блистательная публика, сновали официанты с серебряными подносами, слышались смех и болтовня, напоминавшая гомон грачей, слетевшихся по весне на свежеоттаявшую помойку. Инари беспомощно оглядывалась, ища в толпе своего босса. Ее лицо было так тревожно и бледно, что Авдей, боясь, как бы она не упала в обморок, взял японку за руку.

– Идем в буфет. Наверняка они там, девчонки просили мороженого.

Буфет располагался за строем пушистых блестящих елок, уже украшенных к грядущим новогодним праздникам. Инари, облегченно вздохнув, бросилась было к столику, за которым чинно угощались мороженым господин Синдзен, Марья, Дарья и Татьяна Алексеевна, но тут совершенно как из-под земли на пути Инари возникла изящная официантка с подносом, на котором угрожающе звенели бокалы с красным вином.

– Извиняюсь, – сказала басом официантка и опрокинула поднос прямо на кимоно Инари.

И исчезла.

Инари страдальчески поглядела на безнадежно испорченное кимоно, потом глянула на растерянного Авдея.

– Инари, не волнуйся, – пролепетал тот, – здесь есть дамская комната, ты приведешь в порядок свое кимоно...

– Да-да... Но господин Синдзен...

– Да все с ним будет в порядке! – заверил японку Авдей.

И ошибся.

Сначала они с Инари услышали чересчур громкий и пьяный мужской голос, выяснявший: «Ты какого... на меня вылупился, япошка узкоглазый?!», – а затем, обернувшись, увидели сцену, которая сделала бы честь любому из гонконгских боевиков.

Мужчина в черном костюме и с лицом, напоминавшим трансформаторную будку, тихо-мирно поглощавший джин у стойки бара, ни с того ни с сего проорал вышеозначенную фразу и, раскрутив над головой тяжелый металлический стул, запустил им в господина Синдзена. Тот ловко уклонился, и стул влетел в аквариум с мирно плавающими экзотическими рыбками. Стекло лопнуло с пистолетным треском, вода вперемешку с рыбками хлынула на ковровый пол буфетной, заставив дам (в числе коих были мадам Бальзамова и внучки) истошно и вдохновенно завизжать. Мужчина-трансформатор же, отхлебнув джина, взревел дурным голосом:

– Порешу тебя, желтомордый! – и кинулся на хлипкого интеллигентного Синдзена.

Тот, однако, не растерялся и, неуловимо взмахнув руками, заставил нападавшего пошатнуться и впечататься лицом в вазочку с мороженым. Впрочем, мороженое противника не остановило. Он мгновенно поднялся, издал звериный рык (все пребывающие на данный момент в буфетной бросились оттуда врассыпную) и принялся демонстрировать великолепную технику рукопашного смертоубийства. Господин Синдзен тоже не остался в долгу, но чувствовалось, что долго он не продержится, поскольку в руках воняющего джином бандюги неожиданно оказался чугунно поблескивающий лом. А против лома, как известно, нет приема...