– Похоже, ты немного устала, не так ли, дорогая? – тут же проговорив самым доверительным и теплым голосом, буквально пропел шаман, заставив таким образом Викторию закрыть руками покрасневшее лицо, по которому уже ручьями бежали слезы очищения, которые, казалось, вымывали наружу то самое знание, которое находилось в ней всё это время.
– Поплачь, поплачь, хуже точно не будет, – без всякой усмешки или злобы, степенно проговорил старец, – не расстраивайся, в конце концов нас всех ждет это путешествие, это возвращение, поэтому – не расстраивайся, мы обязательно встретимся с тобой, ты никогда не будешь одна, и твое обременительно долгое на первый взгляд путешествие закончится так быстро, что ты даже не успеешь моргнуть глазом.
От этих слов совершенно по сути неизвестного ей человека Виктория затряслась, ощущая, что накатывающие на нее волны стали накатывать всё сильнее, до тех самых пор, пока она не осознала, что начала задыхаться. Всё же, в самый критический момент, она почувствовала, как ее мир буквально переворачивается с ног на голову, чтобы из нее наружу, в буквальном смысле, вырвалось всё то, что так неистово сжигало ее естество. Причиной тому был всё тот же нежный певучий голос, который, казалось, стал теми руками, что вместе с тем, как выдергивали наружу тяжесть ее сердца, так же вытаскивали ее саму из мира кромешной тьмы в полный разлитых ярких феноменов реальность, где на нее с испугом смотрело лицо Кайла.
Виктории хватило всего пары секунд, чтобы ее мозг безошибочно смоделировал пространство, где ее тело, перегруженное энергофруктами, лежало на полу собственной комнаты, что была, помимо всего прочего, залита переработанными плодами, что также попали и на Кайла, который, по всей видимости, и вызвал эту реакцию, чтобы прочистить организм девушки.
Глядя на его лицо, Виктория ощущала, насколько же глубоко она сейчас находилась «на дне» в своих собственных глазах, что, не в силах выдержать веса этих навалившихся на нее событий, задрожала и хотела уже было зарыдать, ожидая, когда же и ее друг с отвращением покинет ее уже навсегда.
Однако она заметила, как тот, лишь с облегчением вздрогнув, произнес: «Слава Богине…». Прежде, чем Кайл успел договорить свою фразу, Виктория стала буквально душить его, насколько ей хватало сил, в своих объятиях, вцепившись в него своими руками, как в последнюю надежду в этом мире.
– Я все-таки забыл забрать свою олимпийку, так что мне пришлось… – сумел выдохнуть Кайл.
– Спасибо, – прижалась еще сильнее к нему Виктория.
103.
– Спасибо тебе огромное, дорогая, но мне уже пора уходить.
– Уходить, но куда?
Этого вопроса путешественник боялся больше всего на свете, поскольку, в конце-то концов, куда можно было уйти из пространства, которое существовало за пределами каких-либо иных концепций расстояний и временных промежутков? Это было бы еще полбеды – ведь если наблюдатель и был бы за пределами чего-то, то, следовательно, он мог бы вернуться обратно в уютный загон, однако никаких барьеров более не существовало, и то, что раньше казалось совершенно незыблемым и нерушимым, стало совершенно незначительным. Поэтому не было решительно никакой возможности вернуться обратно в то самое мифическое первозданное состояние, в котором комфортно могло бы раствориться окончательно то самое беспокоящиеся незыблемое сознание. Подобно тому, как если бы кусочек льда попал в бурлящее жерло вулкана с магмой, не было уже никакой возможности обратно заморозить тот пар, что, вспыхнув за секунду узнавания собственной природы, стал частью бурлящей пустоты, частью которой ощущал себя писатель, надеясь лишь на скорейшее избавление в лице новой жизни, что должна была закрыть очередной иллюзией от него тот кошмар, которым и являлся сам наблюдатель, при мысли об этом дошедший до крайней степени безумия. Чтобы сохранить остатки рассудка, он попробовал идентифицировать себя хоть с чем-нибудь среди этого потока небытия, в котором ему просто не было места. Заметив в поле своего зрения со стороны того самого, задающего вопрос о природе бытия, путника, мембрана страха, что еще неуловимое мгновение назад держала дух путешественника в путах собственных иллюзорных представлений и фантазий, лопнула, не оставив после себя совершенно ничего, кроме чувства умиротворения от осознания неизбежного возвращения домой. Возвращения в место, где всё началось, и куда он попадет рано или поздно, поскольку он всегда был и пребудет лишь там – в месте без имени, в той самой самости, об которую разбиваются любые попытки описания. Для того субъекта, в чью жизнь еще не вошло знакомое до пульсации под кожей знание, это было лишь удобной метафорой невозможности подобного опыта, поэтическим обманом, но для тех, кто на собственном опыте ощутил это присутствие беспредельного, одного намека хватало, чтобы успокоить всякое беспокойство ума и обратиться напрямую к читающему: «Не бойся, нигде, никогда, поскольку это просто сон, и этот сон о самом себе, каким бы реалистичным он ни представлялся, не есть сам спящий».
104.
– …Но время просыпаться, дорогая.
От сильного удара током тело женщины несколько отрезвело, однако, несмотря на готовность организма броситься вновь на битву за выживание, даже самые глубинные животные инстинкты молили о том, чтобы всё это уже прекратилось навсегда, чтобы эта бесконечно огромная и малая комната, в которой оказалась героиня, навсегда сгорела, взорвалась с ней ли без нее – только бы этот повторяющийся цикл боли-забвения прервался, или же остановился только лишь на забвении, едином и непрекращающемся.
– Ну что, будем говорить, кто подготавливал листовки вместе с тобой? – вежливо улыбаясь, вопросил испытывающий ее тело и дух сотрудник внутренней полиции Королевства, которому суждено скоро вновь восстать, уже в качестве Империи. Мужчина, чья улыбка больше была похожа на маску, невзначай играясь с пультом управления, будто бы совершенно случайно нажав на кнопку, уже выпустил заряды, что за мгновение преодолевали по проводам расстояние от генератора до гениталий женщины. По ощущениям, эта чудовищная пытка сравнима с тем, как нечто, титанической массы, во что превратилась вся нижняя часть ее тела, слившаяся со стулом и будто бы вросшая босыми ногами в ледяной бетонный пол, буквально крошилось на части, с каждым новым ударом покрываясь все большим количеством трещин.
– Ну так что? – схватившись за подбородок, поднял лицо пленницы будущий император, пока выслуживающийся временно во внутренних службах той самой системы, важным элементом которой ему уж очень хотелось стать, следуя заветам своего ментора.
– И правда… Это именно то, чего ты хотел? – услышал палач вместо неразборчивого стона спокойный голос женщины, что шло вразрез с его практикой, испытав крайний дискомфорт из-за кардинального несоответствия картинки, что предстала перед его взором, его собственным ожиданиям.
– Понятно, видимо, не совсем, – не жалея, но и нисколько не злорадствуя, прокомментировала пленница, – но тогда зачем ты продолжаешь заниматься этим?..
– А, Харт? – закончил фразу за прикованную девушку мужчина в форме спецслужбиста, приняв расслабленную позу, не оставив и следа от того панического страха, с каким он чуть было не отскочил от своего «разрабатываемого объекта».