Когда Арчи уже практически утонул в своих мыслях, которые готовы были накрыть его с головой, подобно войску неприятеля, поле боя осветила яркая вспышка. Она дала рождение гигантскому столбу света, который, извиваясь, подобно гигантскому змею, обрушился прямо между двух неравных сторон, а затем, рассеявшись, обнажил фигуру великого воина древности, носящего имя и самого послушника – Славного Арчибальда, древнего правителя, что был предан своей женой и казнен по легенде, но который смог воскреснуть и, благодаря Великой Богине, вернуться на поле брани, чтобы остановить кровожадное безумие своей возгордившейся супруги.
Наблюдая за всей этой сценой, Арчибальд ощущал, как каждый волосок на его теле поднялся дыбом и он, не помня себя, рванулся навстречу неприятелю, обогнав самого Арчибальда и вклинившись в войска неприятеля, пробив брешь в их защите, собственноручно отрубил голову безумной правительнице, вместе с тем убив сразу две жизни, что бились в ней.
Через мгновение, ощутив себя великим воином из легенд, Арчи осознал, что его нерожденная дочерь пала от его руки точно так же, как и его супруга, и что во всем этом мире осталась одна единственная, кто готова была поддержать его нелегкое бремя в этом мире. Подняв голову, путешественник увидел ее загадочную улыбку в лице каждого воина, который сражался за то, что он лично считал верным и правильным. Их вооруженными телами Богиня плясала на поле боя, убивая себя бесконечное количество раз, чтобы рассказать об этом в миллионах историй, одна из которых бы привела через несколько тысячелетий молодого искателя истины на место древней битвы, где он, отведав легендарного напиток лилового трайба, народа святого Змея-Утконоса, уже воздвиг храм внутри своего сердца, где стал обучаться у великого воина древности и его дочери премудростям жизни, пытаясь подобрать ключ к пониманию реальности, что лежала за пределами его обыденной действительности, и что объясняла бы происходящие как снаружи, так и внутри феномены бытия. Пока мысль о своем творческом поиске летела сквозь столетия, время уже миновало, и на месте воображаемого храма уже высились голографические проекции, которые показывали всему острову происходившие на стадионе события, свидетелями которых были и пассажиры бронетранспортера, который уже практически достиг своей цели. Однако, от этого грандиозного представления до сих пор были отлучены двое, что находились внутри, и что в последний раз окунулись в водоворот воспоминаний, который должен был раз и навсегда дать им ответ на гложущие их всю жизнь вопросы.
161.
Избитый Стивен брел по залитым светом улицам, ощущая лишь то взвивающиеся, то затихающие очаги боли на теле, которое всё же смогло очутиться в итоге у многоэтажного общежития, в котором он жил со своей матерью. Кое-как поднявшись пешком по крутой лестнице, из-за того, что лифт, как обычно, не работал, Харт остановился на секунду перед дверью, услыхав за ней уже привычные звуки, однако, не обращая на них никакого внимания, всё же проник внутрь квартиры, что состояла из небольшой кухоньки, и комнаты, через которую ему нужно было проскочить, чтобы взять лекарства, в свою коморку.
– О, Стив, здарова! – оторвавшись и совершенно при этом не смутившись, весело, в пьяном угаре выплюнул в сторону замеченного гостя очередной любовник матери, которая подняла полные раздражения глаза на своего сына, всё еще находясь под своим новым ухажером, – где это тебя так хорошо потрепали?
– Упал, – неопределенно бросил Стивен, уйдя из комнаты и уже не услышав пьяные комментарии ёбаря, который вернулся к своему основному занятию.
Закрыв за собой дверь, которая, впрочем, совершенно не спасала от звуков, Стивен, достав из аптечки на полке бинты и заживляющую мазь, сидел, наблюдая за тем, как из угла комнаты на него таращились два глаза крысы, которая выжидающе смотрела на Стивена, который, казалось, не выказывал абсолютно никаких эмоций по отношению к непрошенному гостю.
Та, похоже осмелев, выскочила из своей норки, затем, проворно забравшись прямо на стол перед Стивеном, начала обнюхивать грязную посуду, которой был заставлен небольшой столик для учебы.
Некоторое время Харт продолжал наблюдать за ней, но потом, когда звуки за стеной стали особенно громкими, и будто бы обожгли по новой все его затянувшиеся раны, резко соскочил и одним быстром рывком схватил крысу. Повалившись в прыжке вместе с ней на пол, он услышал, как она заверещала в его руках, которыми он схватил ее так сильно, будто бы хотел сорвать с нее заживо шкуру. Затем юноша, приблизив лицо ближе, чтобы увидеть в глазах крысы, что же та испытывала, находясь в подобной безвыходной ситуации, ощутил, как та впилась в его губу, что разозлило Харта еще больше, после чего он одной рукой схватил крысу за горло и стал душить ее под писк и хрипы, на фоне всё нараставших криков за стенкой, которые, казалось, взрывались в его собственной голове, подобно сирене, что ревела уже через десятилетия после того, как Харту уже казалось, что он смог преодолеть все препятствия на своем пути. Однако, он вновь сам оказался в обстоятельствах, от него не зависящих, ощутив, как будто это было секунду назад, животный страх этой самой придушенной крысы, в то же самое время глядя в настоящем на операционный стол, где лежал труп его родной внучки Джулии.
***
Глядя в ее бездыханное лицо, Стивен осознал, что, пожалуй, впервые в жизни ощущает нечто похожее на скорбь, что, одновременно, было похоже на чувство физического удушения. Казалось, что вся его так называемая власть и воля, которую он диктовал миллионам, на самом деле оказалась не более, чем фикцией, и он не волен был даже спасти от смерти родного человека. Более того, властитель понимал, что он сам же и был причиной этой смерти. Однако, с другой стороны, смерть и была тем самым, что в самом начале пути придало ему силы, что в конце концов и позволило завести потомство.
Вспоминая то, как он направлял пистолет на свою мать, что сейчас лежала вне поля всяких иных воспоминаний, Харт отчетливо видел, как подняв, по сути, то же самое оружие, убил и Джулию.
– Пустите, пустите меня! – раздались позади Стивена выкрики. Даже не дернувшись в сторону ни на миллиметр, он ощутил, как около него пронеслась большая бушующая волна по имени Элис Харт, которая в истерике рухнула к койке усопшей.
Не желая наблюдать эту унизительную сцену, Стивен развернулся и пошел прочь, однако через несколько десятков метров в коридоре комплекса уже был остановлен ударом в спину, и, обернувшись, получил еще один удар, на сей раз – по лицу.
– Сука! Ебаный убийца! – в истерике кричала в лицо Стивену его дочь, которая только что потеряла свою собственную, – ты, ебаный психопат, – после чего последовал еще один удар, – раз убил свою мамашу, значит, можно и внучку родную в гроб свести, ты больной уе…
Стивен резким движением прижал Элис к стенке, да так, что воздух из ее легких мгновенно вышел наружу.
– Успокоилась, – вдавив ее в стену еще сильнее, прошипел он, – успокоилась, я сказал.
– Ты, – задыхаясь, плюнула Элис в Харта, покраснев, – ты хоть понимаешь, что сейчас произошло?! Джулия, Джу… Лежит там, как какой-то мешок, который распотрошили, она… она… – тряслась в истерике Элис.