На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Раймон Пуанкаре cтр.№ 92

Плохие вести из России. Великий князь Николай Николаевич утверждает, что на его фронте находятся значительные германские силы, перевезенные в ноябре с Западного фронта на Восточный*. Русский главнокомандующий заявляет, что, если на его фронт будет продолжаться отправка неприятельских подкреплений, он будет «вынужден отказаться от своей нынешней тактики и перейти к системе окопной войны, практикуемой на франко-бельгийском фронте». Великий князь желает знать, намерен ли генерал Жоффр вскоре продолжать продвижение вперед. Как видно, он не подозревает о тех трудностях, на которые мы наталкиваемся, да и мы сами, возможно, не представляем себе тех трудностей, которые останавливают его. Однако в настоящий момент Жоффр убежден, что, за исключением кавалерии, никакие немецкие войска из тех, что стояли против нас на Марне, не были отозваны из Франции и отправлены в Россию.

Известия из Сербии тоже неутешительны. Образован национальный кабинет под председательством Пашича, но положение на фронте не улучшается*.

Плохие известия также из Греции. Для помощи сербам Венизелос продолжает требовать невозможных гарантий против Болгарии*.

Суббота, 5 декабря 1914 г.

От имени Жоффра комендант Эрбильон настаивает предо мной на незамедлительном решении вопроса о парижском гарнизоне и военном губернаторе. Как мне кажется, отношения между штабами обоих военачальников, к сожалению, обостряются. Я повторяю Эрбильону то, что уже сказал полковнику Пенелону: «Предварительно правительство должно вернуться в Париж, снова завоевать своим присутствием и своей деятельностью авторитет, который отчасти потерян им, внушить впечатление, что столица снова в безопасности. Пока это не сделано, мы не можем отозвать из Парижа его гарнизон и лишить город человека, которого он считает своим спасителем».

В совете министров решено, что министры по своему желанию возвращаются в Париж, начиная с завтрашнего дня. Предваряя это постановление, Бриан уже отправился в Париж. Во вторник вечером я наконец оставлю Бордо в обществе Вивиани. Мильеран приедет к нам в Париж в среду. В четверг он будет у Жоффра в Шантильи. В пятницу рано утром он устроит встречу Жоффра с Гальени в Париже, и в то же утро у нас будет заседание совета министров в Елисейском дворце.

В дальнейшем сегодняшнее заседание совета министров не обходится без некоторых инцидентов. Вивиани не довольствуется уже тем, что думает вслух, он не может удержаться от высказывания своих чувств и даже впечатлений, он переживает вслух свои эмоции. Обеспокоенный известиями из России, он впал сегодня в крайне пессимистичное настроение. Он не видит больше никакого средства спасти Францию, кроме следующего: призвать японцев в Европу, чего бы это ни стоило, и уплатить за их помощь любую цену, которую они потребуют, в случае надобности – Индокитай.

Делькассе довольно искусно излагает действительное положение дел. Он излагает переговоры, которые велись в Японии, встретившиеся при этом затруднения, колебания правительства в Токио. Он думает, что у Японии нет никаких вожделений относительно Индокитая, что она желает лишь, чтобы ее торговля (таможенный режим) с этой колонией строилась на основе тех же соглашений, что и с Францией. Совет министров уполномочивает Делькассе обещать Японии эту уступку. Министр иностранных дел полагает, что Япония, сверх того, пожелает финансовой помощи для эксплуатации Маньчжурии и Кореи. Это тоже можно предложить ей. Но в первую очередь необходимо, чтобы Россия согласилась подписать договор о союзе с Японией и признала бы за ней определенные сферы влияния в Китае. Решено было, что Делькассе будет стараться убедить Англию и Россию в необходимости сделать известные уступки токийскому правительству с целью заключения, если возможно, союза между четырьмя державами.

Мильеран – я его еще никогда не видел таким мрачным – говорит со мной о депешах из России, которые действительно вызывают все большую и большую тревогу. По-видимому, русский генеральный штаб намерен возложить на нас ответственность за свои неудачи. Каким образом русская армия со своим численным превосходством оказывается столь бессильной? Как это великий князь Николай Николаевич может думать о том, чтобы ограничиться обороной? По моему предложению, Мильеран ответит в Петроград, что мы продолжаем выдерживать самый значительный напор немецкой армии, что мы не заметили изъятия немецких войск с нашего фронта и что, впрочем, мы не перестаем приступать к атакам на всем протяжении нашего фронта, чтобы задерживать перед нами силы неприятеля*.

Князь фон Бюлов назначен германским послом в Риме. Он женат на итальянке. Очевидно, германское правительство желает использовать рассудительность и активность бывшего канцлера и его многочисленные связи во всех слоях римского общества, чтобы остановить растущее на всем полуострове движение в пользу «естественных границ»*.

Воскресенье, 6 декабря 1914 г.

Мадам Пуанкаре сообщает мне из Парижа, что Морис Баррес просил ее принять его. Его с полным основанием волнуют те печальные недоразумения, которые произошли в занятом нашими войсками Верхнем Эльзасе и о которых он писал в своей блестящей статье «За Бриана и Колетт», помещенной в пятницу в утреннем выпуске Echo de Paris.

«Многие французы, – пишет он, – не желают понять, что в Эльзасе и Лотарингии наряду с туземным населением имеется немало людей, пришедших со времени войны 1870 г. с той стороны Рейна и ненавидящих Францию. Наши солдаты, испытав на себе эту ненависть, нередко без разбора платят за нее нашим же братьям… Наша совесть чиста в этом отношении. Мы хорошо присмотрелись к молодым людям в Эльзасе и Лотарингии, поняли их, восхищались ими и по мере своих сил описали этих наших братьев, вынужденных отбывать воинскую повинность в Германии; мы описали также молодых девушек Эльзаса и Лотарингии, отвергающих ухаживания немецких увальней. Нам порой не верили, находили также, что мы слишком настаиваем на этом. А между тем многие французы и теперь еще считают действительным врагом Поля Бриана (или, по крайней мере, его товарищей, которые, менее счастливые, чем он, менее подвижные, менее осведомленные, должны были остаться в немецких рядах)».

Баррес протестует не без основания против той чрезвычайной легкости, с которой у нас посылали эльзасцев и эльзасок в концентрационные лагеря. Он сообщает, что в этих лагерях женщины уже четыре месяца спят на соломе, отвратительно, вперемешку с мужчинами. Статья заканчивается следующими словами: «Пришла зима. Близится Рождество, а Колетт в этот день будет терпеть голод и холод. Это – во Франции. Не посылайте мне денег для этих бедных девушек. Я не знаю, как употребить эти деньги с пользой. Но я почтительно обращаюсь к мадам Пуанкаре и прошу ее соблаговолить в своей совершенной доброте рассмотреть, что возможно сделать для спасения наших лотарингских соотечественниц и их подруг, наших эльзасских сестер».

Моя жена обращает мое внимание на факты, взволновавшие Мориса Барреса и обнаруживающие непростительные ошибки или даже преступные злоупотребления. Она сделает все, что в ее силах, чтобы оказать помощь наиболее несчастным семьям, но, очевидно, необходимо, чтобы правительство устроило контрольные объезды концентрационных лагерей и чтобы были освобождены эльзасцы, происхождение которых известно. Для рассмотрения этого последнего можно было бы использовать Ложеля, Веттерле, Блументаля и других беженцев, французские симпатии которых несомненны.