На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Раймон Пуанкаре cтр.№ 167

Мэр города Дюнкирхена Теркам известил меня, что гирлянды, приготовленные для встречи меня 29 июля 1914 г. и не использованные, были употреблены в этом году на украшение могилы павших солдат. Я пишу ему, что тронут этим, и прошу передать населению города, что приветствую ту храбрость, которую оно проявляет под гранатами неприятеля*.

Пятница, 16 июля 1915 г.

Среди многочисленных писем с одобрением моей речи, в которой я говорю о необходимости продолжать войну, особенно яркие получены мною от Адольфа Карно, Жоржа Дюрюи, Л. Эрбетта, Анри Шерона и Эрнеста Лависса.

«Надо, – пишет последний, – чтобы ваши слова были публично прочитаны во всех коммунах Франции. Проявляющееся в настоящий момент чувство тревоги и беспокойства, склонность принимать на веру дурные известия не должны удивлять нас, все это мы находим во все времена, тем не менее необходимо оказывать противодействие этой причине ослабления. Меня несколько беспокоило молчание правительства и робость прессы, которая лишь намеками говорила о затягивании войны и необходимости продолжать и даже удвоить наши усилия. Ваша речь теперь подаст пример…» Затем, как и в прочих письмах, следуют лестные отзывы, которыми я обязан старой дружбе своего коллеги.

От Фердинанда Болгарского, от черногорского короля, от президента Вудро Вильсона я получил очень любезные телеграммы, но ни первый, ни последний ни единым словом не выражают мне пожелания нашей победы. Король Фердинанд, который недавно заставил герцога де Гиза четыре дня дожидаться аудиенции и затем сказал ему только общие слова, не из тех людей, которые изменят свою позицию по случаю 14 июля.

Марсель Самба представил мне шведского депутата-социалиста Брантинга. Его мужественные черты дышат правдивостью и решительностью. Он очень прилично говорит по-французски. Уверяет меня, что Швеция отнюдь не выйдет из своего нейтралитета. Резко упрекает королеву, что она никак не может забыть своего немецкого происхождения и то и дело позволяет себе неосторожные выступления на словах. Чтобы избежать в будущем всяких недоразумений между Швецией и Россией, говорит Брантинг, необходимо будет дать Финляндии больше конституционной свободы.

Депутат Рене Бенар, мой бывший сотрудник в 1912 г., сообщает мне, что в радикально-социалистической фракции палаты запрашивали Мальви и Сарро относительно приписываемого Вивиави намерения включить в кабинет Барту и что по этому вопросу в группе выявилась единодушная оппозиция – все это в результате опубликования протокола Фабра*. Во что же превращают священный союз!

Суббота, 17 июля 1915 г.

Заседание совета министров не состоялось. Вивиани, Мильеран и Рибо поехали к Жоффру оговорить финансовые меры, которые необходимо предпринять в армиях для продолжения войны. Надо думать, что немного больше экономии и улучшение управления не помешают военным действиям.

Морис Донне обратился ко мне по поводу моей речи на празднике 14 июля с обворожительно теплым письмом. Он считает, что для тыла этот призыв к храбрости и терпению был, безусловно, необходим. Вспоминает, как мы с женами, а также Марсель Прево с супругой год с чем-то тому назад собрались вместе в приорстве: «Какой чудный, тихий день был тогда, это было год назад, далекое, минувшее время!»*

Получил также полное благородства письмо из Рима от графа Жозефа Примоли. «Я не забыл, – пишет он, – что во время моего последнего пребывания в Париже, когда я был так тепло принят Вами, меня смутили и задержали мои гости-пессимисты. Вы один сохранили свою безусловную уверенность относительно союза между нашими странами, которому угрожала опасность. Вы сказали мне тогда, что единственная опасность заключается в министерском кризисе (в Италии). Он действительно произошел, но был ликвидирован благодаря энергии короля, которому помогали Саландра, Соннино и Мартини, а главным образом благодаря выступлению народа, возмущенного изменой Джиолитти, который вел переговоры с врагом через головы правительства и даже самого короля. Не следует забывать также заразительный энтузиазм д’Аннунцио, который увлек за собой толпу. Одной из любопытнейших загадок в нашей истории будет эта неожиданная перемена фронта: еще накануне триста депутатов оставили у Джиолитти свои визитные карточки в знак того, что они разделяют его политику, из четырехсот членов сената самое большее около шестидесяти были за вмешательство в войну, а на другой день Саландра должен был принять полицейские меры для охраны отъезжающего Джиолитти, чтобы он не был растерзан толпой. Именно в этот момент я приехал в Рим. Лондон я нашел бесстрастным, Париж – сосредоточенным, думающим свою тяжелую думу, сознающим трагизм положения. В Риме я застал праздник, флаги днем, иллюминацию вечером. Я не говорю вам о демонстрациях в Капитолии и в Квиринале, в подобной обстановке все принимает торжественный характер.»

Письмо это было написано по поводу получения мною ордена Святой Аннунциаты, «самого большого знака отличия в Италии, – пишет Примоли. – К союзу присоединилось теперь родство, ибо вы стали теперь кузеном нашего короля. Прошу передать мой почтительный привет милой Collaressa – таков титул, полагающийся женам collari (носителей ордена). Я нашел в одной библиотеке старинное издание устава ордена Святой Аннунциаты. Доставьте мне великое удовольствие, приняв его на память о нашей двадцатилетней дружбе и нашем двухмесячном союзе». Да, двадцать лет! В моей памяти встает на мгновение улыбающийся образ принцессы Матильды, радушно принимавшей у себя писателей и артистов. Среди хозяев были граф Примоли и Морис д’Оканья, а в числе гостей несколько стесняющийся на чужбине молодой министр народного просвещения.

Командир 2-го стрелкового батальона де Дуглас пишет мне: «Имею честь сообщить вам, что 2-й стрелковый батальон, гордящийся тем, что насчитывал вас в числе своих офицеров, был отмечен в приказе по армии за взятие Метцераля». Он цитирует слова этого приказа, очень лестные. Я посылаю горячие поздравления своему дорогому батальону.

Воскресенье, 18 июля 1915 г.

Длинный разговор с генералом Лиоте, приехавшим на восемь дней во Францию. Он привез из Марокко весьма приятные известия. Прямо, можно сказать, чудо, что страна, в которой три года назад нам приходилось иметь дело с восстанием и войной, теперь в такой степени успокоена, что мы могли уменьшить здесь до одной трети число регулярных войск и заменить их территориальными войсками. За это время французские части были отправлены на наши восточные окраины, и вскоре сами туземцы дали нам лояльных и верных солдат. Чтобы совершить этот род чуда, генерал Лиоте должен был на всей границе «сохранять прочной оковку (armature) Марокко» и с этой целью возобновить и ускорить в тылу все производственные работы и поднять экономическую жизнь страны. Это привело к дефициту в сорок семь миллионов, но, говорит Лиоте, пусть правительство судит, превосходит ли эта цена достигнутые результаты. С другой стороны, генерал-резидент предостерегает нас от того, что он называет материальным и моральным износом своего оборонительного оружия. Каждый офицер и унтер-офицер, оставленные в Марокко во время войны во Франции, считают себя опозоренными и осрамленными. Это состояние умов становится неизлечимым, по мере того как затягиваются враждебные действия. А между тем, несмотря на мир, царящий внутри Марокко, на границах происходят постоянные и порой весьма ожесточенные бои. Генерал требует, чтобы это было засчитано его войскам и чтобы ему предоставлено было больше свободы и власти при производствах в высшие чины. По своей привычке он говорит бурно и увлекательно, его экстаз почти не дает слушателю времени на размышление и разбивает, как соломинку, все возражения. Во второй половине дня отправляюсь с Дюпаржем на автомобиле в Бурж. В пути восхищаюсь тем, что, несмотря на войну, поля всюду возделаны. Началась уборка жатвы, не видно, чтобы не хватало рабочих рук, к счастью, отпуска можно было давать довольно щедро. В префектуре Буржа я застал опередивших меня Мильерана и Тома, которые должны присутствовать завтра вместе со мной на опытах артиллерийской стрельбы.