Тому Салливану было сорок лет. Он был невысоким жилистым ирландцем с плоским как тарелка носом и, как и все ирландцы, кичился тем, что каждое воскресенье ходил в церковь. Он родился в ирландском квартале, вырос в ирландском квартале и большую часть своей жизни провёл в местной тюрьме, а потому считал себя, если не богом, то как минимум его заместителем. Это было тем, что Уильям узнал во второй день своего пребывания здесь.
На третий день Уилл узнал, что Том неплохо дерётся.
Достаточно хорошо, чтобы разбить Уиллу нос и сломать несколько рёбер.
– Я его не боюсь. – Карты зашелестели в руках Уилла, а пальцы ловко меняли их местами.
Том осклабился и выпустил вверх струйку сизого разъедающего глаза дыма.
– А зря. Очень зря. – Голос у Тома был низким и скрипучим. – Он таких, как ты, вскрывает на раз-два. Дружеский совет – засунь свою гордость и свои ловкие пальчики поглубже себе в жопу и не отсвечивай. Таких, как ты, здесь не любят.
– Дружеский совет, – Уильям оторвался от карт и взглянул на Тома, вытащив изо рта почти скуренную сигарету, – держи свои советы при себе. Я таких, как Кабанчик, изнутри видел. Буквально.
– Ох, а я уж стал забывать, что к нам тут живодёр приехал. Как тебе по ночам спится после того, что ты сделал?
– Не очень хорошо. Ворочаюсь много. Думаю, это из-за жёсткой койки.
Губы Уилла изогнулись в едкой язвительной усмешке, и мужчина продолжил с неподдельным интересом тасовать карты, иногда оглядываясь по сторонам и отмечая про себя, чем заняты вальяжно прогуливающиеся на своих местах офицеры. У Уилла было еще полно свободного времени, которое он мог заполнить бесцельными прогулками по внутреннему двору, курением, – его лёгкие когда-нибудь припомнят ему об этом, если доживут, – или же рассматриванием своей обуви, потому как желающих проиграть в «дурака» больше не было.
Салливан хмыкнул и откинулся на спинку стула, покачнувшись и сложив на груди руки.
– Дошутишься ты, Белл. Ой, дошутишься, – сквозь выдыхаемый дым и натянутую хищную улыбку протянул Том, прожигая Уилла сальным взглядом своих темных карих глаз. – Я же тебе только добра желаю. Тебе с нами еще очень долго делить кров. Так постарайся сделать так, чтобы это время прошло для тебя с наименьшими трудностями. – Стул протяжно скрипнул, когда Том слишком сильно отклонился на нем. – Деловые отношения еще никому не повредили. Не заводи себе врагов в первые же полгода. Никогда не знаешь, как жизнь может неожиданно измениться.
– Да, – согласно кивнул Уилл, бросая сигарету на землю и втирая ее носком в песок, – действительно, никогда этого не знаешь.
Карты перелетели с одной ладони Уильяма на другую, а улыбка Салливана заострилась и исчезла. Том резко привстал и подался вперёд, и без того тонкие губы-ниточки сжались еще больше, стискивая в своих объятьях кончик сигареты, а руки потянулись к Уиллу. Пальцы с силой вцепились в хлипкую ткань синей рубашки, сминая под собой выбитые на ней цифры, и потянули его на себя, остановив в паре сантиметров от лица Тома.
– Думаешь, ты лучше нас, потому что вырос в большом доме с гувернанткой? – каждое слово выцеживалось сквозь плотно сжатые зубы, а сигаретный перегар бил в лицо Уиллу. – Потому что твой отец – адвокат? Так что ж твой папочка не отмазал тебя? Он скорее всего даже не знает, что его сына упекли за решётку. Какой это был бы удар по его безупречной репутации. Так вот. Ты ничем не лучше нас, раз оказался здесь. Так что запомни это хорошенько и повторяй себе перед сном, когда будешь вспоминать, как хорошо было рядом с мамкиной сиськой.
– Увы, я этого не знаю. У меня была кормилица.
Улыбка Уильяма нервная, дёрганая, надрывная и сломленная. Взгляд забегал по лицу Тома, а затем метнулся в сторону опасно замерших офицеров, очевидно поглядывавших в их сторону. Возвращаться в одиночку в ближайшие несколько дней в планы Уильяма не входило, да и драться с Салливаном, пока ребра все еще ноют, а нос едва зажил – тоже.
Уильям коротко кивнул в сторону охранников и едва заметно покачал головой.
– Я бы на твоём месте отпустил меня. Слишком много лишних глаз.
Раздражённый рык Салливана должно быть было прекрасно слышно в каждом уголке внутреннего двора. Пальцы медленно разжались, и он нехотя отпустил все еще улыбающегося Уилла. Темные брови нахмурились и сдвинулись к переносице, желваки под кожей заходили, и Уильям мог поклясться, что слышит скрежет зубов ирландца, от которого кожа покрывалась мурашками, а маленькие волоски на шее начинали шевелиться в ожидании удара.
Том рухнул на своё место. Черты его лица исказились от ярости, бьющиеся мелкой дрожью пальцы вытащили изо рта сигарету, и Салливан оскалился.
– Слышал в двадцать седьмом, – сигарета вспыхнула оранжевыми искрами, – одного такого же, как ты, докторишку, приговорили к верёвке. До неё он так и не дошёл. Не дожил. Чем же ты лучше него?
– Видимо, – усмехнулся Уилл и развёл руками, – чуть более удачлив.
Напряжение висело в воздухе, его можно было почувствовать под кончиками пальцев, ощутить запахом сотни потеющих под палящим солнцем тел и увидеть в лёгком колыхании ставшего слишком липким и едким воздуха. Уильям и Том прожигали друг друга взглядами. Молча. Сигарета Салливана практически испустила дух, но губы ирландца все так же продолжали вымачивать ставшую слишком мягкой бумагу, пытаясь втянуть в себя лишние крупицы ядовитого дыма. Уильям же бессмысленно игрался с картами, тасуя их, перекидывая из руки в руку и иногда вытаскивая одну из них, чтобы посмотреть, что ему выпало на этот раз.
Король бубен.
Уильям поёжился. Он не верил гаданиям на картах. В отличие от своих старших сестёр. Однако сейчас лёгкий мороз почему-то все же пробежал по его коже, а во рту горечью отозвался скудный завтрак, когда память услужливо в очередной раз подкинула ему значение неожиданно вытянутой старшей карты, пришедшей на смену ставшими привычными двоек или троек.
Уилл вздохнул, повертев карту между пальцев и спрятал ее между остальными мятыми картонными прямоугольниками. Сердце замедлило свои удары, язык пересох, и Уильям с трудом заставил его ворочаться, чтобы наконец прервать натянувшуюся между ними тишину.
– Хочешь еще что-то сказать или?..
– Когда объявят отбой, – Том снова подался вперёд, исподлобья глядя на Уилла, и понизил голос настолько, что пришлось напрячь весь свой слух, чтобы разобрать хоть что-то, – молись, чтобы мы за тобой не пришли.
Внутри все сжалось и скрутилось в тугой узел. Уильям с силой стиснул губы, а пальцы смяли в руках несколько карт. Ухмыляющееся самодовольное лицо Салливана напрашивалось на встречу с кулаком Уилла, но он лишь сильнее стиснул под пальцами измятые карты и уже открыл было рот, чтобы ответить ирландцу очередной колкостью, но осёкся, стоило услышать своё имя, выкрикиваемое хриплым от приказов голосом одного из офицеров:
– Белл, на выход! К тебе пришли.
Уильям обернулся и заметил, как офицер вальяжной походкой направился к ним, угрожающе похлопывая тяжёлой деревянной дубинкой по ладони. Задрожавший кулак разжался, и смятые сильной рукой бумажные карты рухнули на стол, отозвавшись в ушах Уилла тяжёлым колокольным набатом, который, казалось, можно было услышать за несколько десятков миль отсюда.