Фейерверк волшебства - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Гурангов (Борода), Владимир Долохов (Папа) cтр.№ 28

– Чашу дринкнуть я согласный, а вот по-английски не шарю. В школе немецкий учил, да и то одно четверостишие помню, из «Лорэляй» Генриха Гейне.

После чего любитель дриньков продекламировал с неподражаемой интонацией старательного первоклашки:

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,

Daß ich so traurig bin,

Ein Märchen aus alten Zeiten,

Das kommt mir nicht aus dem Sinn. ⁴

Слушатели зааплодировали чтецу, а Болеслав улыбнулся:

– Вам пять баллов, потом принесете дневник. Кто не знает английского, пойте, как слышите. Санскрит тоже никто не знает, однако «Ом Мани Падмэ Хум» все пели.

Болеслав стал показывать движения: сделал шаг в центр с подъемом рук, изображая чашу, затем – шаг из центра, «опрокинув чашу» на себя, и повращался вправо и влево. На словах «Рам, Рам…» Болеслав подпрыгивающей походкой пошел вправо, на фразе «Fish in the water is nоt thirsty» совершил вращение вправо, а потом повторил все в левую сторону.

«Fill your cup» сразил Тараканова наповал своей экспрессией, зажигательностью и глубоким смыслом. Тараканов танцевал в неимоверном экстазе. По правую руку от него скакал индеец, глаза которого светились, как два прожектора, а тело совершало пружинистые прыжки и пируэты, похожие на движения шамана.

Болеслав ускорил темп: резко зачерпывал энергию, выплескивая ее на себя, и быстро вращался, раскручивая поток. На максимальной скорости, когда уже не хватало дыхания, тренер внезапно остановил танец.

Вовке показалось, что его тело загорелось ярким пламенем, превратившись в костер. Нагрелись даже пальцы рук и ног. Внезапно Тараканов понял, что его дыхание остановилось, и он не дышит уже несколько минут. Это не доставляло Вовке никакого дискомфорта, но привычная картина мира взяла свое, и его легкие стали очень медленно, почти незаметно, впускать воздух.

Обнимались подолгу, обмениваясь друг с другом бушующим Огнем. Потом бережно отпускали партнера, благодарили его взглядом и, слегка покачиваясь от пьянящей энергии, раскрывали объятия следующему. Ошалевший знаток «Лорэляй» констатировал во всеуслышание:

– Языков не знаю, но кураж круче, чем от «Столичной»!

В метро Тараканов мурлыкал «Fill your cup…» про себя, а на улице заголосил. Весь мир приплясывал вокруг, а в груди гудело жаркое пламя.

Вовка ходил с этой песней всю неделю, с нею ложился спать и с нею просыпался.

Проснувшись, Вовка какое-то время лежал в постели, восстанавливая детали сна. Потом он стал перебирать эпизоды вчерашнего семинара и вспомнил о технике поощрений, которую красочно расписал Болеслав.

«Начнем день с похвалы, – решил Тараканов. – Если поощрять нечего, надо придумать, из пальца высосать». С причмокиванием пососав указательный палец, Вовка открыл глаза, осмотрелся и сказал себе:

– Палец вроде бы есть, и тело на месте. Кроме того, я сумел материализовать свою комнату. Славно, а ведь мог и не проснуться в знакомом мире.

Повеселевший Вовка спустил ноги с дивана и, обнаружив легкие и удобные замшевые тапочки, произнес:

– Лапти на месте, и даже удалось попасть в них ногами. Все получается, отлично. И ходить умею. Фантастика! А ведь этому надо было учиться несколько лет. Не ценим мы свои магические способности.

Зайдя в ванную, Тараканов порадовался: наличие унитаза было несомненно, и тот был свободен. Вовка одобрил фаянсовую посудину за безупречную трудовую деятельность и, оседлав его, похлопал по белым округлым бокам. Унитаз отреагировал бурным сливом.

Когда из крана потекла горячая водичка, Вовка радостно отметил сей факт:

– Лейся, лейся, моя сладкая, моя тепленькая. Хорошо, что ты есть в моей жизни. А как приятно, когда ты ласкаешь мое тело! Все замирает внутри.

Волна признательности к тому, что автоматически воспринимается как должное, несла его дальше. Потрогав жгучие батареи, Тараканов объявил благодарность им, а заодно и ветеранам центрального отопления – стареньким трубам.

Вовка почувствовал, что тело пронизывает тугой поток энергии. «Ну и ну, – подивился он, – какой жар можно вызвать простым поощрением». От йоги поток раскрутился еще больше. Вовкино тело потеряло вес, будто растаяв в кипящей лаве вулкана.

Включив компьютер, Тараканов похвалил умного электронного помощника и сохранил на компакт-дисках информацию, накопившуюся за несколько недель. Затем он проверил почтовый ящик, быстро ответил на письма и стал собираться.

Они с Юлькой договорились сегодня днем погулять по Москве, благо погода стояла отличная, 4–5 градусов мороза, как Вовка и заказывал.

Настроенный на раздачу «пряников», Тараканов вышел на улицу, продолжая поощрять мир. В синем небе ярко светило солнце, разбрызгивая на снегу разноцветные искры.

– Наше вам с кисточкой, Светило! Рад лицезреть твои лучи! Ты даешь энергию для жизни на Земле. Молодчина, свети дальше, – поприветствовал Вовка.

Он наслаждался выдачей поощрений, от которых привычный мир превращался в сказочный, вызывая у Тараканова детское удивление. Птицы летают, ну не чудо ли? Так! Люди ходят, и все разные, непохожие друг на друга. Как интересно, та-ак! Машины ездят, автобусы, – такие громадины металлические, и передвигаются, каким-то непостижимым образом. Так-так!

Где-то играла попсовая песня, что-то типа «Два брильянта, три карата», и мотивчик ее напомнил Вовке мелодию вчерашнего танца «И двери сердца его открыты всем». Танец вновь зазвучал внутри Вовки, даже все слова выплыли из памяти. Полыхнул Огонь, сердце раскрылось, и все, что окружало Тараканова, стало танцевать вместе с ним. С задорным «Ух!» плясали дома, деревья, прохожие, даже мусорные баки вместе с утренними «старателями», перелопачивающими горы пустой породы в поисках самородка.

Вовке пришла мысль, что мир сам по себе никакой, это мы его окрашиваем эмоциями, оцениваем, руководствуясь стратегией кнута или пряника: это «хорошо», а это «плохо». Причем выбор, похвалить или наказать, каждый делает сам, добровольно.

Тараканову вспомнилась миниатюра гениального Аркадия Райкина, который, в роли влюбленного, спешил на свидание к любимой, предвкушая радость встречи. Мир представлялся в розовых красках, и Райкин распевал:

А навстречу шли прохожие,

Все на ангелов похожие,

И улыбалось небо синее,