По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - читать онлайн книгу. Автор: Яков Мартышевский cтр.№ 103

Тем временем прапорщик Муратов сходил в землянку и притащил оттуда и положил на стол коробку консервов, печенье, бутылку с ромом, которую он, где-то достав, нарочно приберегал все это для меня.

– Лука, хлеба! – крикнул он.

Лука слетал куда-то за хлебом. Мы принялись закусывать и пить чай.

Весть о моем прибытии быстро облетела мою роту. Близко к нам никто из солдат, разумеется, не осмеливался подойти, но некоторые из них, наиболее любопытные, будто невзначай поодаль проходили мимо, с улыбкой мне козыряли. Не хвастаясь, могу сказать, что солдаты меня почему-то любили. Я ничего особенно хорошего для них не делал, не могу сказать, чтобы я баловал их какими-нибудь поблажками, ничего этого и в помине не было, так как я и сам был воспитан в духе строгой дисциплины и порядка. Они просто чувствовали и ценили мое человеческое к ним отношение. Ничего не может быть дороже и лучше для русского солдата, как то, если офицер смотрит на него, как на человека. За такого офицера он пойдет в огонь и в воду. Старое кадровое офицерство, в массе своей грубоватое и не особенно интеллигентное, жило еще традициями прошлого, от которого веяло крепостничеством, николаевщиной. Отношения старых кадровых офицеров к солдатам за редким исключением, несмотря на новые веяния, определялись не иначе как выругать матерными словами или заехать раз-другой «в морду». А в военное время можно даже и выпороть, тем более что закон это допускал. Если же солдат и не заслуживал не только мордобития, но даже матерного слова, то все-таки в лучшем случае он видел только сухое начальническое отношение. Было немало и таких офицеров, которые сами вышли из простого, серого народа. Казалось бы, что, скорее всего, от этих офицеров солдату можно было ожидать иного отношения, а выходило как раз наоборот, эти-то и гнули их в бараний рог. Впрочем, это отличительная черта русского простолюдина: добрался хоть до самой ничтожной власти, так уж держись те, кто пониже. Недаром и говорят в простонародье, что нет хуже панов, как из мужиков.

Новое поколение кадровых офицеров, выпущенных перед войной и в самом начале войны, было уже более интеллигентное, и взгляды его были более либеральные. Это была пылкая военная молодежь, вся со средним и даже с высшим образованием, воспитанная в духе патриотизма, любви к армии, но в то же время и в духе уважения к человеческой личности солдата.

Таким образом, старая русская армия, существовавшая из-под палки, на основе беспросветной темноты солдатской массы и жалкого культурного уровня низшего командного состава, уже в последние годы перед войной мало-помалу начала раскрепощаться от своих грубых традиций и предрассудков, и в ее ряды стали проникать светлые начала разума и уважения к человеческому достоинству..

Кроме того, нужно сказать, что на войне само собой как-то упростились отношения между солдатами и офицерами. Постоянные лишения и опасности походной жизни даже как-то сроднили их между собой. Здесь, перед лицом смерти, вся мелочная и показная сторона дисциплины сама собой отпала. Если в обстановке мирного времени какой-нибудь солдат, бывало, идя по улице, зазевается и не отдаст офицеру честь, или если он будет не по форме одетым, или что-нибудь в таком роде, то ему не миновать нескольких суток ареста. Но здесь, на позиции показалось бы диким и странным, если бы кто-нибудь из офицеров стал придираться к таким мелочам.

И немало было случаев в эту войну даже и в самом ее начале, когда некоторые офицеры, ожесточив против себя солдат своим зверским к ним отношением, находили смерть в бою от своей же пули… Кто там будет разбирать в горячке боя, при каких обстоятельствах убит, убит и все…

Но обратимся к рассказу.

Допив стакан чаю, я попросил прапорщика Муратова распорядиться построить роту без ружей. Прапорщик Муратов крикнул вестового Ермолаева, заменявшего раненого и выбывшего из строя Клопова. Это был низкорослый молодой солдатик, такой же юркий, как и Клопов. Прапорщик Муратов велел ему передать фельдфебелю мое приказание.

Не более как через 15 минут из-за стволов сосен вышла и быстро приблизилась к нам рослая фигура красавца-малоросса с длинными, точно у гетмана, каштановыми усами. Я тотчас узнал Городенко, того самого, который зимой ходил со мной в разведку под Радлов. Он был за боевые отличия произведен в младшие унтер-офицеры, а потом вскоре и в старшие и теперь исполнял должность фельдфебеля.

– Здорово, Городенко! Жив еще?

– Здравия желаю, ваше благородие. Слава богу, пока Бог миловал… – весело ответил тот. Затем, сделав серьезное лицо, прибавил: – Рота построена.

Я кивнул головой. Городенко повернулся по-военному кругом и так же быстро, как и появился, исчез между соснами.

Около солдатских землянок лишние сосны были повырублены, и потому место казалось более открытым. Здесь и была выстроена моя рота. При нашем подходе все зашевелились. Городенко скомандовал: «Смирно!» При виде этой маленькой горсточки людей сердце мое заныло. «Неужели это все, что осталось от двухсот человек моей роты?» – грустно подумал я. И невольно почему-то пришли мне на память слова поэта: «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать…»

Поздоровавшись с ротой, я обошел фронт, пристально вглядываясь в знакомые, сильно загорелые, обвеянные порохом солдатские лица, останавливаясь и чуть не с каждым разговаривая. Многих-многих старых хороших солдат уже не было… Да и, вообще говоря, их все меньше становилось в армии, а вместе с ними выдыхались из нее тот дух героизма, сознание своей несокрушимости и мощи и бескорыстной готовности жертвовать собой, которыми русская армия побеждала считавшегося непобедимым врага. Это были верные сыны отечества, это были настоящие герои, совсем не похожие на те митинговые, шкурнические солдатские массы, которые впоследствии заняли их место в армии. Покорно, не мудрствуя лукаво, дружными рядами, уповая только на Бога, шли они в бой, творя волю России. И, как молодая, свежая, сочная трава ложится под острой косой, так точно и этот цвет армии почти весь полег, скошенный убийственным огнем врага в первых боях…

Покойтесь же мирным сном доблестные рыцари чести! Ваше великое дело не пропало даром. Ваши жертвы не были напрасны… Размахнувшись со всего могучего, русского плеча, вы дружно ударили страшного врага… Вы поколебали его мощь, вы заставили его оглянуться на вас, и тем вы спасли от разгрома Францию. Вы и только вы, славные русские герои, предрешили летом 1914 года участь всей мировой войны, так как благодаря вам союзники, избежав смертельного удара со стороны Германии, могли оправиться и впоследствии сокрушить и самую Германию и, таким образом, избавить мир от этого чудовищного забронированного кулака, висевшего и пугавшего народы в продолжение многих лет и готового раздавить каждого, кто только шел против воли Германии…

В своем ослеплении славы и могущества она дерзнула подчинить своей гегемонии чуть не весь мир. Но Вседержитель, в руках Которого судьбы мира, судил иначе…

Не суждено нам было с прапорщиком Муратовым долго поблаженствовать на нашей «даче», как с моей легкой руки стали мы называть нашу землянку между соснами. Под вечер на третий день после моего возвращения в роту было получено приказание от командира батальона о том, чтобы к 11 часам рота была уже на сборном пункте для следования на позицию!