Здравствуй, труп - читать онлайн книгу. Автор: Елена Саулите cтр.№ 44

На следующий день она сидела в офисе, прихлебывая чай с лимоном, и взвешивала все «за» и «против». И чем дольше она этим занималась, тем больше утверждалась в собственной правоте. Женька настаивал на визите к ясновидящей Дортман и к Гоше-Белоручке, но Ольга только качала головой:

— Рано, Женя, рано. Понимаешь, их свидетельские показания могут быть только дополнением к общей картине преступлений. А у нас нет ни одного мало-мальски стоящего доказательства вины Градова. До сих пор он вел себя исключительно хитро и осторожно.

— Так что же получается? Он неуловим?

— Пока да. Но у нас есть шанс. Если мне удастся убедить Дубового запретить выезд Градова в Бангкок, то мы спутаем преступнику карты. И, как подсказывает опыт, Градов должен растеряться и сделать ошибку. До сих пор все его хитроумные планы действовали безотказно, он уже привык к безнаказанности. И если это получится…

Женька недоуменно покрутил головой, взъерошил волосы и схватил себя за мочку уха, что делал в приступе крайнего замешательства:

— Но как Дубовой может запретить ему выезд? Не понимаю.

— Очень просто. Градов до сих пор проходит свидетелем по делу Каспарова, дело еще не закрыли, а значит, следователь вполне может потребовать подписку о невыезде. Это наш единственный шанс! Помяни мое слово, если Градов завтра вылетит из Шереметьево-2, то мы его больше не увидим. И дело превратится в очередной висяк, — с жаром доказывала Ольга. — И на судмедэкспертизе тела якобы Лизы, якобы Градовой нужно настоять. Зуб даю, это не она!

— Ольга Николаевна, а вы кого убеждаете? Меня или себя?

— Обоих, — устало проговорила Ольга и отпила сразу полчашки.

— Жень, — убери это от меня, — и она с неудовольствием посмотрела на пустую чашку. — Еще немного и я брызну.

Не обратив внимания на сарказм шефини, Евгений послушно убрал чашку со стола и спросил:

— А как смотрит на это Станислав Викторович?

— Индифферентно.

— Это как?

— Да никак. Индифферентно — значит безразлично, — улыбнулась Ольга, в который раз берясь за телефон и отставляя его в сторону, она никак не могла решиться позвонить Стасу.

— Хорошее слово, умное, надо запомнить, — впечатленный эрудицией начальства, Женька ухватился сразу за оба уха и стал похож на удивленного Чебурашку. — А Станислав Викторычу вы все же позвоните. И чем быстрее, тем лучше. Скажите ему все то, что только что говорили мне.

— Думаешь, подействует? — с надеждой спросила Ольга.

— Куда он денется с подводной лодки, Ольга Николавна? Не первый раз…

Палева с сомнением посмотрела на помощника и придвинула к себе телефон.

Битва с Дубовым продолжалась долго, Ольга дважды бросала трубку и дважды перезванивала, на исходе пятидесятой минуты Дубовой сдался:

— В конце концов, это ничего не меняет.

— Спасибо, родной. Еще как меняет! Ты даже не представляешь, как меняет. Параллельно мы усилим наблюдение за клиентом, и результат превзойдет наши ожидания. Попомни мои слова. Чао.

Стоило ей положить трубку, как раздался звонок. Звонила вдова Каспарова, разговор получился напряженным, в нелицеприятных выражениях Анна Андреевна выразила свое недовольство работой агентства и потребовала вернуть деньги:

— Я просила вас найти тело моего мужа. Прошло почти два месяца, а вы до сих пор не можете сказать мне ничего вразумительного. Я не просто разочарована, я возмущена таким безответственным отношением к делу.

— Ваше право, — перебила ее Ольга и отключилась.

— Хорошая мина при плохой игре, — уныло констатировала она. — Паршиво, Ольга Николаевна. Ой, паршиво…

Павел был вне себя от бешенства. Час назад ему позвонили из УВД и сообщили, что, так как он проходит по делу пропавшего господина Каспарова свидетелем, паспортно-визовая служба МВД России отказывает ему в выезде за границу. Эта возможность предоставляется матери, Марине Александровне Градовой. Павел попытался возмутиться, но вежливый женский голос ледяным тоном парировал:

— Извините, но этот вопрос не в нашей компетенции. Обращайтесь в вышестоящие инстанции. До свидания.

— Скоты! Ублюдки! — орал Павел, молотя кулаками в стену. — Ненавижу! Ментовское отродье.

Бледный, страшный, всклокоченный, он метался по дому и выл, как раненый зверь. Все провалилось. А ведь он так замечательно все спланировал, так мечтал о долгожданном освобождении от висящего над ним проклятия. Андрон, это все проклятый Андрон, мстящий ему из преисподней. В том, что приятель ждет его отнюдь не в раю, Павел был убежден. Голова гудела, кровь пульсировала в висках короткими глухими толчками, давление подпрыгнуло. Наливая себе изрядную порцию успокоительного пятилетней выдержки, он половину пролил на стол — так выплясывали пальцы.

Вдруг его пронзила мысль о Марине. Что он ей скажет? Ведь она уверена, что Елизавета погибла, и сутки выла белугой, потом замолчала и слонялась теперь по дому с помертвевшим лицом и пустыми глазами, не реагируя даже на Варюшку. Иногда взгляд жены случайно падал на Павла, и тогда в ее глазах вспыхивала неукротимая ненависть. Казалось, она задушила бы мужа, как задушили ее кровинушку, если бы у нее достало на это сил. Павел не обращал внимания на страдания Марины. В свете последних событий они окончательно отдалились. Два абсолютно чужих человека, испытывающих неодолимую неприязнь по отношению друг к другу, были вынуждены жить под одной крышей. Правда, ненависть прикрывалась маской вежливой холодности, интуитивно избранной обоими как единственный способ существования на одной территории. Теперь Павлу предстоит раскрыть перед женой карты, она будет знать все. И что тогда? Тогда — это нежелательный свидетель и даже соучастник, ненадежный настолько, что Павел не сможет спать спокойно до конца жизни.

— О черт! — простонал он.

Замахнул стакан коньяку, крепко стиснул челюсти, раздался отвратительный зубовный скрежет, и он очнулся.

— Остается только одно: я расскажу Марине правду, но, как только она привезет тело Катерины сюда, я подумаю, как от нее избавиться… — и он осклабился в подлой улыбке.

Подойдя к зеркалу, он внимательно осмотрел лицо, оттянул пальцами нижние веки, показал себе язык и снова улыбнулся. Всего за месяц он изменился до неузнаваемости: сильно осунулся, побледнел, обрюзг, еще больше сморщился, но главное — глаза. Глаза потухли и помертвели, будто из них душу вынули. А ведь так оно и есть! Душу-то он дьяволу продал, когда начал убивать! Вот и вынул рогатый душу, забрал то, что ему причиталось. И улыбочка — кривая, подлая, полубезумная.

— Ну и физиономия. Запаршивел капитально, будто портрет Дориана Грея, — прокомментировал он собственное отражение и вздрогнул.

При воспоминании о романе Уайльда ему стало нехорошо. Уж очень уместным показалось сравнение с порочным персонажем английского классика.