— Нам с малышонком никакой химии не нужно! Правда, дорогой? — ласково спросила она, поглаживая едва наметившийся животик. Легкая вибрация внизу живота доказала, что малыш согласен.
Растянувшись на тощем матрасе, Ольга закрыла глаза и, по совету Олежки, попыталась думать о прекрасном. Она представила ослепительный солнечный день, огромный зеленый луг с зонтиками желтоглазых ромашек. Чудесно! Вдалеке, широко взмахивая косой, косил траву мужчина. Он постепенно приближался, и ей наконец удалось рассмотреть лицо косаря. Это был Градов!
— Да чтоб тебя! — ругнулась Ольга. — Я и в самом деле ненормальная. Олежка прав, мне нужно лечиться.
С этими словами она повернулась на правый бок и мирно засопела.
Глава двенадцатая
После визита Палевой Павел решил действовать. Мрачные события нанизывались одно на другое со скоростью света, Павел не успевал их переваривать. Признание жены, что Лиза — дочь его покойного врага Каспарова, оптимизма Павлу не добавило, он окончательно замкнулся и озлобился. Где-то в подсознании зудела мысль, что Каспаров — его, Павла, проклятие. Он, уже будучи мертвым, непостижимым, мистическим образом продолжал изводить Павла. Казалось, неупокоенная душа Андрона задалась целью уничтожить и Павла, и его семью, стереть их с лица земли. При этой мысли Павлу делалось нехорошо, внутри возникала мерзкая дрожь, ладони потели. Хотелось размозжить голову о стену, лишь бы избавиться от пугающих, изматывающих мыслей. Его мучил постоянный страх. Нервы понемногу сдавали, мучила бессонница, он уже неделю не спал. Коньяк и транквилизаторы помогали хоть как-то держать себя в руках. Отступать было некуда. И он опять придумал гениальный план.
Морозы ослабли, и машина завелась легко, Павел бросил в багажник сумку с документами и неспешно вырулил на московскую трассу. План ему нравился: отправить дочь с продавщицей Катей за границу, а самому заняться поисками тела Каспарова. Он свято верил, что если найдет труп и похоронит его по-человечески, то неприкаянная душа оставит их в покое. Кроме того, в ковре находилось орудие убийства Андрона с отпечатками Лизы, а от такой улики нужно избавиться, во что бы то ни стало. Куда Раджа спрятал труп, Павел не знал, но решил, что каждую ночь будет объезжать стройки, заброшенные здания, проверит все канализационные колодцы и свалки. У уголовников фантазия небогатая, и потому он был уверен, что если методично обследовать район за районом, то пресловутый текинский ковер с телом рано или поздно найдется.
Шины мягко шуршали по черному асфальту, радио без устали изрыгало рекламу и попсовые шлягеры. Павел вел машину и рассуждал вслух:
— На курву, Маринку, мне начхать. Лизу она мне, значит, в подоле принесла. Недаром мать-покойница мне все уши прожужжала, что Маринка ее нагуляла. Как из роддома Лизу привезли, как она ее черные глазенки и смоляные кудри увидела, так и запричитала. А я, идиот, рад-радешенек был, слышать ничего не желал. В Маринкины байки про прабабку-цыганку верил. Десять лет Бог детей не давал, уж и не чаяли. И вдруг счастье — дочурка народилась. Прыгал, как пацан! А Маринку, оказывается, Андрон оприходовал. Лиза-то от него, жеребца, народилась. Но вырастил ее я! Значит, я ее отец! Хотел и дочери меня лишить, Франкенштейн проклятый? Не выйдет! Моя она, понял? — заорал Павел, не помня себя от ярости.
Сообразив, что ведет себя неадекватно, Павел спохватился и прикусил язык. Но через минуту завелся снова:
— Недаром мать говорила, что и волосы-то у Лизки цвета воронова крыла, и глаза басурманские. Соображала бабулька, что у меня рога, как у оленя. В нашем-то роду все сплошь и рядом блондины. А я не верил. Дурак! Причину придумала, стервь, детей, мол, у нас с тобой долго не было. Вот и решила от Андрона попытаться. Всего раз и было, говорит… Как говорится, свежо предание, да верится с трудом. Тварь конченая. Может, и Варюха не от меня? Хотя нет. Она — моя копия, глаза, нос, волосы. А может, от какого другого блондина! От соседского Петра, к примеру? Он тоже блондин с серыми глазами. Вот и думай теперь! — Павел грязно выругался и дрожащими пальцами достал из мятой пачки сигарету, неловко прикурил, судорожно сделал две затяжки, закашлялся и тут же выбросил ее в окно.
Документы на оформление загранпаспортов для Лизаветы и Катерины Павел сдал, сунул взятку, через неделю обещали сделать. Теперь нужно купить путевки, лучше всего в Таиланд, в огромном азиатском муравейнике затеряться проще. Затем он решил заглянуть к одному человечку в Москве — Гоше-Белоручке. Не дай Бог, если тот в отсидке! И Павел принялся истово молиться, прося Господа о помощи. Гоша-Белоручка — вор-рецидивист и мастер по изготовлению фальшивых документов. Лет десять назад они с Андроном его услугами пользовались. Гоша тогда нарисовал им кипу поддельных накладных и банковских ордеров с подписями и печатями одной известной фармацевтической компании. Теперь Павел вспомнил о Гоше и решил обратиться, потому как для исполнения задуманного Лизе, кроме настоящего, требовался еще и фальшивый загранник.
На улице заметно потеплело, крупные рыхлые снежинки тяжело шлепались на лобовое стекло и быстро таяли, растекаясь по поверхности мутными мокрыми зигзагами. Павел включил дворники, видимость улучшилась, в зеркале заднего вида маячила серенькая «десятка», Градов заметил ее еще на выезде из Рузавина, и это ему не понравилось.
— Что бы это значило? — озадаченно пробормотал он и резко сбросил скорость.
«Десятка» немедленно притормозила, продолжая висеть у него на хвосте.
— Не нравится мне это, — забеспокоился Павел. — А может, я, как та ворона? Куста боюсь? Надо проверить! — вслух сказал он, резко сдал вправо, прижался к обочине и остановился.
«Десятка» прибавила скорость и пронеслась мимо так стремительно, что Градов не успел заметить ни номера, ни сидевшего за рулем человека.
— Показалось. Нервы сдают, однако, — процедил сквозь зубы Павел и неторопливо тронулся с места.
Хорошенько поразмыслив, он решил, что осторожность не помешает, и впредь он будет внимательнее следить за дорогой. Один раз они с Сабиной уже прохлопали слежку и жестоко за это поплатились.
— Особенно Сабина, — мрачно усмехнулся Павел.
И, словно в память об убитой девушке, из динамиков полилась ее любимая песня «Елисейские поля». Павел вздрогнул:
— Черт! Мистика какая-то! — он быстро переключился на другую волну и, заслышав озорной матерок Трахтенберга, облегченно выдохнул:
— Умом трогаюсь помаленьку.
Слушая пошловатую трескотню радиоведущего, он постепенно расслабился и начал посмеиваться над его незамысловатыми шутками, как вдруг почувствовал, что проголодался.
— Ого! Аппетит — это хорошо! — бубнил он, прибавляя газу. — Значит, жить буду.
С момента убийства Андрона он еще ни разу не испытывал голода. Машинально поглощал завтраки, обеды и ужины, не ощущая ни вкуса пищи, ни ее запаха. Ощущая себя чем-то сродни биороботу, он употреблял пищу в качестве набора белков, жиров и углеводов для поддержания основных физиологических функций организма.