Голос Таро звучал спокойно и размеренно, а глаза по-прежнему следили за танцем чаинок.
— У меня даже появилось время для того, чтоб попытаться освоить кое-какие приёмы из тех, о которых я узнал из старинных рукописей в библиотеке Шао-Линя.
— На родине предков, — вставила я.
— На родине предков, — подтвердил он. — Монахи говорили мне, что секреты этих рукописей никогда не будут разгаданы, потому что в них слишком много такого, что кажется сказкой. Они предполагают, что это иносказания и загадки. Но на самом деле, это именно то, что там написано. Просто, чтоб сделать это, нужно найти выход энергии одной из стихий и слиться с ней. И тогда с телом начинают происходить такие же чудеса, как и с духом.
— О каких стихиях вы говорите? — уточнил Джулиан.
— Вода и воздух. Именно они помогли мне проникать везде и оставаться незамеченным. Жрец просто не мог засечь нас, потому что нас оберегал дух ветра…
— А огонь? — спросил Хок.
Таро покачал головой.
— Я слишком холодный для него, — потом он поднял голову. — Можете попробовать, старпом. У вас получится.
— Я подумаю над этим.
Таро перевёл взгляд на меня.
— Колдун не будет драться честно. Я просто хотел убедить тебя в том, что как ни красиво звучит слово Бусидо, в этом поединке нужно будет забыть о кодексе чести и драться именно для того, чтоб победить.
— Я поняла, — кивнула я. — Думаю, что мы вернёмся к этому в самое ближайшее время. Мне нужно восстановить форму, а заодно снова припомнить, что противники часто бывают неудобные и безжалостные.
Я невольно посмотрела на Джулиана. Он спокойно улыбнулся.
— Ты же не хочешь биться со мной, так что, тебе повезло, что здесь оказался Таро. Сколько раз вы встречались с колдуном, командор? — с той же улыбкой он взглянул на Таро.
Тот мрачно посмотрел на него.
— Дважды, и если б я был самураем, я бы не был сегодня с вами. Меня спасло только то, что я не скован правилами приличия в бою и не стыжусь смыться, если пахнет жареным.
— Ты с ним дрался? — удивилась я.
— Ему это показалось забавным. Мне — нет.
— В каком стиле он бьётся?
— А в каком ты? Для меня это одинаковые загадки. Он становится невидимым, перемещается, как хочет, может внезапно оказаться за спиной или взлететь и обрушиться на голову, как наковальня. Он может просто исчезнуть и больше не появиться.
— Ага, — кивнула я. — А как тебе показалось, его энергия… Она его собственная, или он использует чужую? Божества или планеты?
— Он окутан какой-то энергетической субстанцией, и это его энергия. Он не использует чужую. Другая энергия приходит извне и действует сама по себе, вне зависимости от него, хотя иногда в согласии с ним.
— А голос? — спросил Хок.
Таро взглянул ему в глаза.
— Голос — это ничто. Никакой энергии. Только голос, который пробирает до дрожи.
И больше он, по своей идиотской привычке вечно скрытничать, ничего не сказал. Совершенно заинтригованная и слегка сбитая с толку я отправилась, наконец, в командный отсек. На мостике дежурил Булатов. Естественно рядом с ним находился Вербицкий, причём, не просто сидел, а что-то деловито набирал на клавиатуре своего пульта. Его пальцы уже не дрожали, но были, по-прежнему, не слишком гибки. Неловко нажав не на ту клавишу, он недовольно мотнул головой и тихо чертыхнулся.
— Не зови, не придёт, — напомнил Булатов, не отрывая взгляда от экрана с пятью разноцветными диаграммами.
— Прости дурака, — отозвался Вербицкий, и, наконец, заметил меня: — Добрый день, командор.
— Добрый день, — кивнула я, жестом пресекая попытку Булатова вскочить и вытянуться во фрунт. — Что у нас плохого?
— Ничего, — пожал плечами он. — Всё тихо и спокойно.
— Правда? — разочарованно уточнила я. — Хотите сказать, что враги смирились с нашим присутствием здесь? Оставили в покое? Или хуже того, забыли о нашем существовании? Жизнь становится скучной.
Они быстро переглянулись, и на лице у Вербицкого мелькнула довольная ухмылка.
— Могу вас обрадовать, кэп. Здесь тихо, зато на орбите наблюдается какая-то возня.
Он нажал кнопку на своём пульте, и на большом верхнем экране появилось странное сооружение из металлических конструкций. Рядом с ним висели в вакууме два ремонтных бота. Между ними и конструкцией сновали туда-сюда небольшие технические роботы, напоминающие пауков с пропеллерами, и люди в оранжевых скафандрах с ранцевыми двигателями за спиной. Ясно было, что над нашей головой проводится монтаж орбитального сооружения, причём проводится в авральном, почти лихорадочном темпе.
— Я думаю: что они задумали? — поделился со мной Булатов. — Но ничего подобного я не видел.
— Неужели? — пробормотала я, глядя на экран. — Киберинформатор, идентифицировать объект на экране.
— Пробовали, — вздохнул Вербицкий.
— Идентифицировать объект не удаётся, — доложил киберинформатор.
— Естественно, — согласилась я. — Он же не достроен. Киберинформатор, идентифицировать объект по конструктивным элементам.
На сей раз, ответ был другой.
— Идентификация конструктивных элементов объекта позволяет определить его как орбитальную коррекционную климатическую станцию «Уить-Муха-Тун», Фаэтон-8, 2305 года выпуска. Смонтирована на 76,3 процента.
На соседнем экране появилось объёмное изображение такой же станции в собранном виде.
— «Уить-Муха-Тун», — со значением взглянул на меня Вербицкий. — Это что, переводится, как «убить муху тут»? Они собираются обрушить на наши головы громы небесные или огненный дождь?
— Скорее наоборот, — озадаченно покачала головой я. — «Уить-Муха-Тун» — это «Небесный щит», призванный корректировать погоду, избегая любых отклонений климата от среднего уровня. Никаких колебаний температуры и влажности, никаких осадков. На Фаэтоне-8 очень стабильный климат, и его население не любит плохую погоду. Они создают такие станции именно для того, чтоб защитить своих переселенцев на других планетах от капризов чужой атмосферы. Я это знаю, потому что ещё пятнадцать лет назад наши ученые получили от фаэтонцев ноу-хау и использовали его для усовершенствования климатических установок на планетарных комплексах Дальней Разведывательной Флотилии. Мои сыновья, которые служили тогда в ремонтных бригадах ДРФ, участвовали в монтаже сигнальных образцов.
— Они хотят, чтоб над нами всегда было мирное небо, — хмыкнул Булатов. — Очень трогательно.
— Думаю, что они не для нас стараются, — заметила я.
— Боюсь, вы правы.
Его прервал неожиданно раздавшийся где-то наверху грохот. На левом крайнем экране вспыхнула схема четвёртого уровня звездолёта, и на ней обозначился красный мигающий сектор.