Собственные записки. 1829–1834 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Муравьев-Карсский cтр.№ 25

Орлов, который со мною рядом жил, сблизился со мною по сему делу, которое, полагаю, не было ли сначала на него возложено; но дело сие, кажется, не согласовалось с его желанием, и весьма может статься, что он сам меня предложил государю на свое место. Ловкий царедворец сей, не занимая никакого места, пользуется особенной доверенностью государя и не выставляет сего. Он одарен большими способностями, приятной наружностью, бойкостью и всей ловкостью, которую можно иметь, дабы успеть в своих видах; при том же нрав его, приемы и правила более привлекательны других лиц, и он без сомнения на блистательной стезе при дворе. В сем случае показал он мне много обязательности и доверия. Он предложил мне свои услуги во всех родах, и обещания его, верно, не были коварны или легковерны; притом же он поставил меня в совершенную известность лиц, с коими я должен был находиться в сношениях в Петербурге. Я вскоре увидел, что путь сей, хотя не прямой, но должен быть самый действительный и не пренебрег оным, и я узаконил оный, предварив графа Нессельроде в одно из свиданий наших о сношениях моих с графом Орловым, что он и признал, сказав мне, что от Орлова ничего не скрыто и что я всегда могу с ним о сем говорить, тем более что Орлов при заключении мира с Турцией был употреблен по дипломатической части и отправлен к султану, и что сведения, которые он мне даст, будут для меня весьма полезны.

Я прочитал инструкцию, присланную мне графом Нессельроде. Она была довольно пространна; но сколько раз я ни прочитывал ее, я не мог сделать правильного заключения о предмете предполагаемой поездки моей. Что значила угроза Магмет-Али-паше Египетскому, и в какой степени он уважил бы оную? Не ставил ли нас отказ с его стороны в необходимость выслать войска против него, и не мог ли он даже насмеяться сей угрозе? В инструкции было сказано, что поводом к сему отправлению служило следующее обстоятельство.

Когда Магмет-Али-паша восстал против султана, наш консул в Александрии, Лавизон, получил приказание от двора нашего выехать немедленно. Сие поразило пашу, и он при прощальной аудиенции сказал ему, что мера сия истекала от двора, непоколебимого в своих правилах и твердого в дружбе с союзниками своими; он обвинял султана в пакостях против него и, заключив речь свою, сказал, что в успехах его против Турции одна Россия могла бы ему только попрепятствовать, но что верно государь не поступил бы таким образом, если бы он знал о значительных успехах сына его, Ибрагима-паши, в Сирии. В то время Акра была уже взята, и авангард турецкий был разбит под Гомсом ^[51]; египетское войско быстро подвигалось к Анатолии, и флот Магмета-Али держал в некотором роде блокады турецкого адмирала Галиль-пашу в заливе Мармарице ^[52].

Я должен был внушить Магмету-Али, что победы его нисколько не изменили дружественного расположения государя к султану, и склонить его к миру; в противном же случае сказать ему, что восстание его никогда не будет признано государем, и что если бы он даже и сверг с престола султана, то Россия поддержала бы святость трактатов силой оружия, и тем кончалось поручение мое.

Но прежде сего я должен был склонить к согласию на сие самого султана, который, по-видимому, избегал нашего содействия, весьма правильно опасаясь, дабы мы не получили чрез сие слишком большое влияние в делах его. Султан, признавший уже Магмета-Али за мятежника, назначивший на место его уже другого правителя в Египет, а его к казни, мог ли согласиться на вступление в переговоры с возмутившимся своим подданным? Мог ли и сам Магмет-Али, победивший государя своего, просить помилования? Все сие казалось мне несообразно, и мне думалось, что в сем предприятии скрывалась другая цель, которую мне оставалось разгадать, если оная существовала.

Мне не следовало излагать с такой ясностью мысль свою, тем более когда я видел, что обширной инструкцией, наполненной словами, старались как будто закрыть безделье свое, и что нам льстила поездка сия, коей успех был несомнителен: ибо мало заботились об ответе Магмета-Али, а хотели только, чтобы до него дошли слова государя. Два предмета в данной мне инструкции меня особенно поразили: первый то, что Магмет-Али мог совсем не принять меня, так как консул наш уже выехал из Александрии; другой тот, что последние предполагаемые угрозы Магмету-Али могли им быть приняты совершенно в противную сторону. Он желал свергнуть султана и без сомнения подтвердил бы условия Андрианопольского мира, которые мы грозились поддержать силой оружия; он нисколько не замедлил бы дать подобный ответ, и сие было бы совершенно противно намерениям правительства нашего, желавшего единственно удержать султана на престоле, как соседа слабого, бессильного. Я заметил оба сии случая на полях данной мне инструкции и отвез ее к Нессельроде, который нашел замечания мои справедливыми и обещался переменить сии статьи.

Между тем военный министр назначил, по воле государя, состоять при мне гвардейского Генерального штаба полковника Дюгамеля, который был снабжен особенной инструкцией для узнания турецких и египетских сил; инструкция сия была препровождена ко мне в копии при повелении высадить его при первой возможности на берега Сирии, не подвергая его очевидной опасности и с тем, чтобы он занятия свои продолжал под моим руководством и по наставлениям, который я ему дам (я был снабжен картами Анатолии и Египта, какие имелись). Дюгамель явился ко мне, и я дал ему сделать выписку из донесений нашего посланника Бутенева в Константинополе и из турецких газет (Moniteur Ottoman) ^[53] о происшедших военных действиях между турками и египтянами. Дюгамель был человек образованный, но служивший только в Генеральном штабе, где офицеры остаются всегда чужды сношениям между лицами по службе, пребывая более в отвлеченных пространствах метафизики, чем в настоящем деле ^[54]. Дюгамель сделал мне выписку довольно хорошо; но я увидел, что он не был из числа тех людей, с коими бы можно сблизиться или употребить с пользой по службе. Иностранец, воспитанный с малолетства в Ливонии, со всеми немецкими жестами, дурно знающий по-русски, слабого сложения, несколько глухой и без всякого светского обхождения, не мог мне принести большой пользы в сношениях, где нужны расторопность, некоторая ловкость, приветливость; при том же и недоверчивые приемы его устраняли меня от него. Он заботился о деньгах, которыми хотели нас снабдить и, не имея от меня поручения взять их, привез мне однажды из Азиатского департамента 2000 червонцев и себе 500, без всякой на то бумаги. Мне была неприятна сия поспешность, тревожившая немецкую расчетливость; но делать было нечего, и я должен был взять деньги.