— Да вознаградит тебя Христос!
— Вот увидишь!
Пока они беседовали, их поднесли ко входу в дом. Оба вышли из носилок. В эту минуту к ним в темноте приблизился кто-то и спросил:
— Ты — благородный Виниций?
— Да, — отвечал трибун. — Чего тебе надо?
— Я Назарий, сын Мириам, я пришел из тюрьмы и принес тебе вести о Лигии.
Виниций положил руку ему на плечо и при свете факелов заглянул ему в глаза, не в силах слово вымолвить, но Назарий, угадав замерший на его устах вопрос, ответил:
— Пока она жива. Урс послал меня к тебе, господин, сказать, что она лежит в горячке, молится и повторяет твое имя.
— Слава Христу, — сказал Виниций, — который может возвратить мне ее!
Взяв Назария за руку, он повел юношу в библиотеку. Вскоре туда пришел и Петроний, чтобы услышать их беседу.
— Болезнь спасла ее от позора, изверги эти боятся заразы, — говорил юноша. — Урс и лекарь Главк не отходят от ее ложа ни днем, ни ночью.
— А стражи остались те же?
— Да, господин, и она лежит в их комнате. Узники, которые были в нижнем помещении, все перемерли от лихорадки или задохнулись от жары.
— Кто ты? — спросил Петроний.
— Благородный Виниций знает меня. Я сын вдовы, у которой жила Лигия.
— И ты христианин?
Юноша вопросительно посмотрел на Виниция, но, увидев, что тот поглощен молитвой, поднял голову и смело сказал:
— Да, христианин.
— Каким образом тебе удается свободно проходить в тюрьму?
— А я нанялся выносить тела умерших и сделал это для того, чтобы помогать братьям моим и приносить им вести из города.
Петроний более внимательно взглянул на красивое лицо юноши, на его голубые глаза и густые черные волосы.
— Из какого ты края, мальчик?
— Я галилеянин, господин.
— Ты хотел бы, чтобы Лигия была свободна?
Юноша поднял глаза к небу.
— Хоть бы мне самому пришлось потом умереть! — ответил он.
Виниций перестал молиться.
— Скажи стражам, — сказал он, — чтобы они положили ее в гроб, будто мертвую. Подбери себе помощников, которые ночью вместе с тобою вынесут ее. Поблизости от Смрадных Ям вы найдете ожидающих вас людей с носилками и отдадите им гроб. Стражам пообещай от моего имени, что я дам им столько золота, сколько каждый сумеет унести в своем плаще.
И пока он говорил, с лица его постепенно сходило обычное мертвенное выражение, в нем просыпался солдат, которому надежда возвратила прежнюю энергию.
Щеки Назария вспыхнули от радости. Подымая руки, он воскликнул:
— Да исцелит ее Христос, ведь теперь она будет свободна!
— Ты полагаешь, стражи согласятся? — спросил Петроний.
— Они-то? Им бы только знать, что за это их не ждут ни наказания, ни муки!
— Он прав! — сказал Виниций. — Стражи были готовы даже помочь ей бежать, тем более они позволят вынести ее как мертвую.
— Есть, правда, человек, — сказал Назарий, — который проверяет раскаленным железом, действительно ли мертвы тела, которые мы выносим. Но этот берет всего несколько сестерциев за то, чтобы не трогать железом лицо покойника. За один ауреус он притронется к гробу, а не к телу.
— Скажи ему, что он получит полный кошелек ауреусов, — сказал Петроний. — А сумеешь ты подобрать надежных помощников?
— Подберу таких, что за деньги продадут собственных жен и детей.
— Где же ты их найдешь?
— В самой тюрьме или в городе. А стражи, если им заплатить, впустят кого захочу.
— В таком случае проведешь туда меня как носильщика, — сказал Виниций.
Но Петроний стал горячо отговаривать его не делать этого. Преторианцы могут его узнать даже переодетого, и тогда все пропало.
— Ни в тюрьму, ни к Смрадным Ямам! — говорил он. — Надо, чтобы все, и император, и Тигеллин, думали, что она умерла, иначе тотчас снарядят погоню. Усыпить подозрения мы можем только одним способом — когда ее увезут в Альбан или дальше, на Сицилию, мы останемся в Риме. Через неделю или две ты заболеешь и вызовешь Неронова врача, который посоветует тебе ехать в горы. Тогда вы соединитесь, а затем…
Тут Петроний на миг задумался, потом, махнув рукою, закончил:
— Потом, быть может, наступят иные времена.
— Да смилуется над нею Христос! — сказал Виниций. — Ты вот говоришь о Сицилии, а ведь она больна и может умереть…
— А мы пока поместим ее поближе. Сам воздух подлечит ее, только бы из тюрьмы вырвать. Нет ли у тебя в горах какого-нибудь арендатора, которому ты можешь доверять?
— Есть! Да, конечно, есть! — поспешно отвечал Виниций. — Есть близ Кориол
[407]
один надежный человек, он меня на руках носил, когда я был ребенком, и до сих пор меня любит.
Петроний подал ему таблички.
— Напиши, чтобы он приехал сюда завтра же. Я тотчас пошлю гонца.
Он призвал смотрителя дома и отдал распоряжение отправить нарочного. Еще через несколько минут раб мчался верхом на коне среди ночной тьмы в Кориолы.
— Я хотел бы, — сказал Виниций, — чтобы в пути ее сопровождал Урс. Мне было бы спокойнее.
— Да, господин, — сказал Назарий, — сила у этого человека богатырская, он выломает решетку и пойдет за Лигией. В верхней части высокой отвесной стены есть одно окно, под которым не стоит страж. Я принесу Урсу веревку, остальное он сделает сам.
— Клянусь Геркулесом! — сказал Петроний. — Пусть выбирается, как ему взбредет на ум, только не вместе с нею и не через два или три дня после нее, иначе следом за ним пойдут и обнаружат ее убежище. Клянусь Геркулесом! Вы что, хотите погубить и себя, и ее? Я запрещаю вам упоминать при нем о Кориолах, или я умываю руки.
Оба признали справедливость его слов и умолкли. Вскоре Назарий стал прощаться, обещая прийти завтра на заре.
Со стражей он надеялся договориться еще этой ночью, но прежде хотел забежать к матери, которая в это смутное, страшное время жила в непрестанной тревоге о нем. Поразмыслив, Назарий решил помощника себе искать не в городе, а подкупить кого-нибудь из тех, что вместе с ним выносили трупы из тюрьмы.
Перед тем как уйти, он еще задержался, и, отведя Виниция в сторону, стал ему шептать:
— Я никому не обмолвлюсь о нашем замысле, господин, даже матери, но апостол Петр обещал из амфитеатра прийти к нам, и ему я расскажу все.