Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина - читать онлайн книгу. Автор: Элен Каррер д'Анкосс cтр.№ 80

Революция, случившаяся в феврале 1917 года и за короткий промежуток времени уничтожившая монархию, действительно положила начало эре неопределенности для союзников России.

Началась она 23 февраля 1917 года в стране, которую до основания потрясли трагедии войны. Гражданскому населению жилось тяжело, и оно не желало мириться ни с переносимыми тяготами, ни с неспособностью властей выправить ситуацию. Забастовки учащались, улицы стали местом стихийных демонстраций, армия была деморализована. Ничего удивительного, что в феврале 1917 года столицу охватили волнения, пусть даже они не казались предвестниками широкомасштабного движения, а с 1905 года для подавления беспорядков существовали значительные военно-полицейские силы. Февральская революция началась 23-го, потому что в Петрограде не хватало хлеба, очереди за ним становились все длиннее, а недовольство этим все отчетливее. Этот день был также «Международным женским днем». В столице собрались огромные массы женщин, требующих «хлеба» и соблюдения своих прав. Но к ним присоединились и другие группы недовольных: бастовавшие работницы текстильных мануфактур Выборгской стороны, рабочие Путиловского завода и различных крупных металлургических предприятий. Требования все множились, лозунги становились все разнообразнее: наряду с прежним «Хлеба!», раздавалось «Долой царя!» и «Долой войну!». Переменчивое настроение масс колебалось от озлобления до благодушия.

Вечером 23 и 24 февраля никто и представить себе не мог, что дойдет до революции, историк Суханов пишет о «брожениях». Правительство не знало, как на это реагировать, и, возможно, не хотело реагировать. За последовавшей трагедией стоял сам монарх. Николай II, как верховный главнокомандующий, находился в Ставке. О ситуации в столице он знал только то, что ему говорило ближайшее окружение, и прежде всего императрица, требовавшая твердости, восстановления порядка силовыми методами. Император, окруженный такими советчиками, принял тогда роковое решение силой подавить народное движение, неорганизованное, не имевшее вожака и четких целей. 25-го числа он приказал командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову использовать силу против непокорного населения. 26 февраля произошло второе Кровавое воскресенье в русской истории, отмеченное противостоянием войск с демонстрантами. Его последствия были чудовищны. У солдат не укладывалось в голове, что они вынуждены стрелять в людей: «Они стреляют в наших матерей и сестер», – кричали из толпы. Так демонстрации обернулись революцией. Взбунтовавшиеся солдаты, к которым присоединились демонстранты, арестовывали и избивали представителей правопорядка, открывали тюрьмы, освобождая преступников. Восставшая толпа захватила Петропавловскую крепость, выпустив из нее заключенных. Таким образом она взяла свою Бастилию, подхватив эстафету от Франции 1789 года.

Перед лицом этой революции власть проявила растерянность. Революцию конкретно никто не возглавлял, люди шли за теми, кого вынесло волной событий: руководителями социалистических или левых партий, как правило, политиками второго плана. Таврический дворец, резиденция Государственной думы, стал, в силу обстоятельств, местом пребывания двух органов власти. В правом крыле был сформирован Временный комитет Государственной думы, в левом образован Временный исполнительный комитет Петросовета. Единственным популярным в обоих органах власти политиком являлся Керенский. Примечательно на этом начальном этапе Февральской революции, что взявшие на себя инициативу политические организации стремились восстановить порядок на улице, но ни одна из них не задумывалась о захвате власти и даже не желала его. От руководства Думы ждали, что оно сформирует «буржуазное правительство». Этот страх перед властью легко понять. У людей, которых обстоятельства вытолкнули на авансцену, не было вождя, политические партии не обладали авторитетом у восставших масс, и все опасались, что притязания на власть спровоцируют контрреволюцию.

Правительство было сформировано 2 марта под председательством князя Львова. Керенского назначили министром юстиции, но он принял этот пост только с предварительного согласия Совета. Единственный член обоих правящих органов, он считался политическим тяжеловесом и являлся тогда самым популярным политиком, олицетворяя собой Февраль 1917 года.

Монархия безмолвно уступила дорогу этим импровизированным органам власти. Николай II наблюдал за ходом революции из Ставки. Его реакция была противоречивой, непоследовательной, запоздалой. Ощущение всевластия, повлекшее за собой Кровавое воскресенье, сменилось состоянием безразличия, которое Морис Палеолог описал как внутреннее отречение, покорность судьбе. Дальнейший ход событий известен. Император испытывал только одно желание: бросить все и воссоединиться с семьей. Но по пути в столицу его поезд задержали в Пскове, где представители Временного комитета Государственной думы добились от него отречения. Он отрекся первоначально в пользу наследника цесаревича, что противоречило принципу престолонаследия империи, затем передал корону своему брату, великому князю Михаилу, который тут же от нее отказался. Монархия прекратила существование за неимением монарха. Государь снял корону с такой легкостью, потому что на него давили военачальники. Для них единственный способ удержать контроль над армией, убедить ее продолжать войну заключался в отказе от монарха, которого отторгали массы и слабости которого проклинала армия.

Но он безропотно отрекся еще и потому, что потерпело крах его представление о миссии монарха, а он не мог вообразить, как править по-другому. Он давал на коронации обет хранить самодержавие и передать его незыблемым своему наследнику. Именно из-за этого принципа он не захотел назначить правительство, ответственное перед народом, как ни умоляли его советники и близкие, считавшие, что это поможет ему удержаться на троне. Для него было более естественным и приемлемым бросить все, чем становиться конституционным монархом. Конец монархии стал результатом этого упрямства самодержца, этого ослепления в той же степени, что и революции, вспыхнувшей в феврале в Петрограде. Монархия исчезла, в Таврическом дворце установилось двоевластие, в Петрограде появилось третье действующее лицо этой революции: Ленин, все время надеявшийся на нее, думавший о ней, а в час, когда она произошла, наслаждавшийся мирными днями в Швейцарии.

3 апреля он прибыл в столицу, где его, как и всех, кого влекла революция, встретили на Финляндском вокзале под звуки «Марсельезы» – все то же напоминание о Великой французской революции! Возвращение Ленина в Россию, где он отсутствовал семнадцать лет (если не считать короткого пребывания в 1905–1906 годах) обсуждалось с немцами, которые дали на него добро. Программа у него была готова: разрыв с Временным правительством, вся власть Советам, а главное – чего и ждали от него немцы – немедленное заключение мира. На следующий день, представляя свои тезисы в Таврическом дворце, он столкнулся с непониманием слушателей, в том числе социал-демократов. Высказанные им положения о разрыве с властью, установившейся в результате революции, и о прекращении войны свидетельствовали, что проведенные в эмиграции годы полностью лишили его контакта с родиной. Князя Львова, потрясенного этими высказываниями, успокоили: «С Лениным покончено».

Несомненно, призыв передать всю власть Советам был преждевременным, а главное, непродуманным. Но высказывания Ленина нашли тогда живой отклик в Кронштадте, у поднявших мятеж матросов, которые превратили военно-морскую базу в оплот большевизма. Более того, призыв к немедленному заключению мира способствовал распространению в армии пацифистских и революционных настроений. На русскую армию оказал глубокое влияние приказ № 1, изданный во время революции, который отвергал принципы иерархии и власти. Каждый солдат имел основания игнорировать отдававшиеся ему приказы, дезертирство стало для него вопросом личного выбора, оправданного приказом № 1, и не стоит удивляться, что увеличилось количество и случаев дезертирства, и комитетов солдатских депутатов, выступавших за продолжение войны. Генерал Брусилов, являвшийся тогда верховным главнокомандующим русской армией, в письмах к жене привел подробную хронику разложения армии.