И вот показалось из-за деревьев белое здание с колоннами; здесь также стояли и прогуливались старые люди. Одна из женщин почему-то особенно пристально смотрела, вглядываясь в лица незваных гостей.
– Федя! – сказала она вдруг. – Федя, Федя приехал! Ольга Игнатьевна, смотрите, мой сын приехал, Федя, с товарищами! – И женщина сделала шаг к гостям, к одному из них – Герману Костину, всматриваясь в него с радостной улыбкой.
– Простите, – успел сказать Герман, но женщина уже держала его за руки.
– Феденька, ну вот наконец, где же ты так долго, ведь я тебя жду!
– Мамаша, простите, – бормотал, отстраняясь, Герман. – Вы, наверное… – И уже уходил вслед за товарищами, слыша за спиной все тот же голос:
– Федя!
Деловитый мужчина в пиджаке с орденскими колодками быстро шел навстречу компании.
– Сюда, сюда, товарищи. С утра вас ждем. Пойдемте поскорей!
Компания замешкалась, но мужчина был настойчив. Он взял за руку Крокодилыча, и остальные пошли следом.
Они оказались в столовой, пустой в этот час; человек в пиджаке, не мешкая, уже усаживал их, распоряжался на кухне. Наконец Султан, видя официантку с подносом, спешащую к ним, заявил:
– Товарищ, товарищ, остановитесь на минутку. Тут какая-то ошибка. Мы с турбазы, туристы, зашли вот сюда… а вы кого ждете?
– Как туристы? – помрачнел человек. – А не из ремстройконторы?
– Да нет.
– Гм, вот номер! А где же эти ремонтники? Ну, я им покажу, паразитам! – И он вновь, уже теряя темп, оглядел компанию. – Ну и ну!
Тарелки с борщом, семь тарелок, стояли на столе, и пришельцы смотрели на них вожделенными взглядами. Человек в пиджаке сказал:
– Ну ладно уж, ешьте. У нас тут гости, прямо скажем, нечасто. В диковинку. Вон, смотрите! Уже ждут вас!
И гости увидели несколько лиц, приникших к стек-лянной стене столовой. Оттуда, снаружи, смотрели на них глаза стариков и старух.
К исходу дня они здесь, можно сказать, прижились. На аллеях, верандах, в беседках можно было увидеть то одного, то другого из компании пришельцев. У главного входа на веранде сражался в шахматы Крокодилыч; его партнером был старик в военном кителе и фуражке. Пока Крокодилыч, насупясь, обдумывал хитроумный ход, другого старика катил в кресле на колесиках Слон.
– Вот так, батя, прокатимся с ветерком! Ты дыши, дыши. Что ж в помещении сидеть, смотри, погода какая! – И Слон, заботливо укрыв старику ноги пледом, выкатил его на аллею и крикнул весело: – Эй, с дороги!
Афонин общался с двумя старыми женщинами, говорил деловито:
– Найдем, найдем, мать, дочку твою с мужем. Ты мне адрес скажи, не бойся. Я депутат. Найдем, приведем в чувство, если не понимает своего долга…
В Германа вцепился старик в чесучовом пиджаке.
– А летающие тарелки? – спрашивал он с пристрастием. – Ваша наука консервативна, она не хочет шагнуть за грань доказанного! Не спорьте, пожалуйста!
Герман слушал, изредка кивая, как вдруг на дорожке послышалось знакомое:
– Федя! Федя!
Женщина, искавшая сына, шла теперь в сопровождении другой, и обе уже подходили к Герману, так что уйти было невозможно.
Женщина-спутница зашептала Герману:
– Скажите ей, что вы ее сын! Не важно. Она завтра забудет. Я сама врач, я знаю. Скажите, не бойтесь!
И Герман сказал:
– Да-да.
Женщина-мать смотрела на него в ожидании, улыбаясь счастливой улыбкой.
– Мамаша… Мама! – с трудом выговорил Герман. – Я здесь, здесь. Вы видите меня?
– Конечно!
Слон продолжал прогулку со стариком, вез его в кресле-каталке, что-то рассказывал.
И это зрелище – заботливый Слон, каталка, старик в шляпе, с пледом на коленях – можно было наблюдать из окна комнаты на третьем этаже, где сидели за чаепитием Герман и его новоявленная мать.
– Вас тогда увезли по Ладожскому озеру, – говорила женщина. – Я была на работе, в госпитале, прихожу – ни тебя, ни Маринки. Увезли. Я – по всем детским домам, и потом уже, как блокаду прорвали, – и туда, и сюда, по справочным. Они могли, говорят, в этом возрасте имена свои забыть, и документы все пропали, ищите, говорят, по приметам, где-то живы теперь, выросли… Может, родинка какая? Да нет, говорю, как назло… И вот видишь: я тебя – сразу. По лицу. Ты на отца похож…
– Да-да, – твердил Герман.
– Почему ты не пьешь? Это хороший чай, свежий, и вот пирожки…
У нее было приятное лицо, седые волосы собраны в пучок, глаза смотрели чисто и открыто, и двигалась она совсем молодо, и отозвалась приветливо на чей-то стук:
– Да-да, войдите! Наталья Сергеевна, голубушка, попозже, ко мне сын приехал!.. Ну-ну, рассказывай, – просила она Германа, – я же ничего о тебе не знаю. Ты женат?
– Да, мама.
– И дети есть?
– Сын, восемь лет.
– Карточки нет при себе? Вот жалко. А жена кто?
– Она работает. Мы вместе учились. Я пошел в астрономию, она – в школу.
– Ну расскажи, расскажи еще, я все хочу знать. Какой ты? Веселый?
– Да нет, наверное.
– И неразговорчивый! Почему?
– Не знаю. Не о чем говорить.
– Как так – не о чем?
– Обо всем переговорено. Все, в общем, ясно. Устаешь от слов.
– Есть у тебя друзья?
– Нет… Вернее, есть. Вот эти люди, с которыми я пришел.
– Ты добрый?
– Да нет, не сказал бы.
– А откуда у тебя эта астрономия? Твоя мечта с детства?
– Я хорошо учился. Хорошие ученики хотят быть астрономами. Открывать звезды. Но все давно открыто.
– Неужели? Так быть не может!
– И тем не менее.
– Чем же ты занимаешься?
– Живу, работаю. Занимаюсь расчетами в секторе переменных звезд.
– Интересно?
– Можно набрать на диссертацию.
– Мне это не нравится, Федя, – сказала женщина. – Надо быть веселее. Мне кажется, тебе этого не хватает. Мы с отцом были очень веселые люди. Надо чаще вспоминать, что жизнь прекрасна.
– Я стараюсь.
– У тебя что-то детдомовское в характере. Это надо изживать.
В дверь опять постучали. На этот раз приятели Германа: Султан, Спиркин, Химик.
– Прошу прощения, – сказал очень вежливо Султан. – Товарищ командир, все в сборе.
– Да-да, – кивнул Герман.
– Вас тут просят по срочному делу оперативной важности, – продолжал в том же духе Султан, явно предлагая Герману свою помощь.