Испорченная реальность - читать онлайн книгу. Автор: Джон Урбанчик cтр.№ 28

Не хочу ничего знать.　

Вокруг не видно призраков. Путы у меня на запястьях, на лодыжках, на поясе и на шее — они не душат, просто ограничивают движения. Я лежу на ровной поверхности в нескольких дюймах от земли. Слышу, как бежит вода. Водопад? Кто знает.　

Место удара болит, но я не могу его увидеть. Надеюсь, они меня ничем не заразили. Ха! Как будто я протяну достаточно долго, чтобы об этом волноваться.　

Да, я снова уверен, что попал в ад. Ни серы, ни адского пламени, ни кругов Данте, ничего подобного. Честно говоря, здесь даже мило.　

Я гадаю, где мы. В Голубых горах? Возможно. Более того, я думаю, зачем мы здесь. Они могли убить меня. Или, еще хуже, растерзать, как Иезавель. Боже, это было непостижимо. Я пытаюсь выскользнуть из кожаных ремней, удерживающих меня. Хочу сомкнуть пальцы на горле Капитана Страха, выдавить ему глаза. Будь он проклят!　

Я связан и беспомощен. Перед глазами плывет, живот крутит. Виски словно сдавил железный обруч, из-за попыток освободиться боль только усилилась. От этих рывков моя голова скоро взорвется.　

Я перестаю ерзать, вздыхаю, закрываю глаза и говорю:　

— Ладно, я пришел в себя. Что теперь?　

Я не знаю, ждать ли ответа, но что еще остается? Приподнимаю голову, наплевав на боль, смотрю на пальцы, просто чтобы убедиться — они посерели.　

— Эй!　

Я слышу смех — не слишком близко. Барабаны и бренчание струн. Наверное, гитара. Я не знаю, утро это или вечер, но солнечные лучи сочатся сквозь листву, рождая зловещие тени и ослепительные лужицы света. Это похоже на другой мир. Далекий, чуждый, сияющий и ирреальный. На ум приходят австралийские змеи, убийственно ядовитые твари, черные гадюки, медноголовые щитомордники, ползающие по лесам, горам и пескам. Я вижу пауков — воронкового, мышиного, красного и охотника. Ладно, пусть охотники не ядовиты, но они огромны и, как я слышал, жутко кусаются. Хватит с меня боли.　

Иногда высокие деревья в лесу полагают, что пришло время сломаться и рухнуть на землю, придавив того, кто под ними. Я абсолютно беззащитен. И все эти ужасы меркнут перед ножами призраков.　

Где же они?　

Печально, что я даже надеюсь на призраков — как на возможность исправить ситуацию.　

— Доброе утро, Солнышко, — говорит он — его хриплый, тихий голос подражает мальчику в парке Белмор.　

Он позади меня, вне поля зрения, но я узнаю сдавленный шепот. Капитан Страх.　

— Что теперь? — спрашиваю я.　

Он молчит. Я не слышал, как он подошел. Не слышу, как уходит. Он не говорит ни слова. Наблюдает? Ему что, нечем заняться?　

Я бьюсь в путах еще немного, пытаюсь найти их слабое место, как-то освободить запястье. Тщетно. Я боюсь призрака, но теперь, зная, что он рядом, могу не тревожиться из-за других вещей. Я представляю его, хотя и не вижу. Я зол, устал, мне больно, но я концентрируюсь. На моем новом, безмолвном друге.

— Если хочешь свести меня с ума, — говорю я, — ты опоздал.　

Нет ответа.　

— Ты просто мираж, да? Весь этот кошмар либо в моей голове, либо это какой-то заговор, чтобы в нее проникнуть? Вся моя жизнь была ложью? Я что, какой-то Джеймс Бонд?　

Снова молчание, ну я другого и не ожидал. Давай, посмейся. Разве это не весело? Может, я теряю рассудок.　

— Слушай, у меня уже отняли все. Жену, сына, дом, друзей, теперь и возможность двигаться. Голова болит дни напролет — я даже не знаю сколько. Ты что-то мне вколол, да? Как долго я был в отключке? Принеси умирающему хотя бы стакан воды.　

—Ты, — говорит он, — не умираешь.

Уже что-то. Теперь мне получше.　

— Нет, но пить хочу адски. Но ты и в воду чего-нибудь подмешаешь, да?　

— Нет нужды.　

— Чего ты от меня хочешь?　

— Хочу, чтобы ты, Кевин Николс, отдохнул.　

Я натягиваю ремни:　

— Как прикажешь мне отдыхать, черт возьми?　

— Закрой глаза, — говорит он, и я понимаю, что схожу с ума, ведь его голос звучит почти утешающе. Я жду, когда начнется гипноз: вы медленно погружаетесь в темноту, ваши веки тяжелеют, сейчас я буду считать до одного — с каждым мгновением вы засыпаете все крепче и крепче.　

Но он молчит, и я говорю:　

— Что это?　

— Это начало.　

А потом он уходит. Я едва это слышу: шелест ткани и листьев. Сейчас июнь, зима, но даже в Голубых горах на земле мало сухих коричневых листьев.　

Слишком светло, чтобы спать, да и голова раскалывается. Мысли мечутся по кругу. Одни мускулы немеют, другие сводит судорогой. Я связан, выставлен на всеобщее обозрение, словно добыча. Если они каннибалы, я, наверное, у них в меню.　

V

Когда человек сдается? Честно говоря, я не знал. Не привык проигрывать. Конечно, в моей жизни были неудачные бейсбольные матчи и девушки, не соглашавшиеся пойти на свидание. Я не всегда получал, что хотел. Но не жаловался, до этого дня, и не заходил в тупик. Я потерялся, но, даже если бы этого не случилось, понятия не имел, куда идти. У меня кончились деньги, а головная боль волнами билась в стенки черепа.

Я не знал.　

Солдаты сдавались, когда надежда потеряна, а гибель неизбежна. Предпочитали плен смерти. Ведь были же законы, защищавшие военнопленных? Онкобольные смирялись с судьбой (те, у кого был неизлечимый рак), прекращали бороться и тихо уходили из жизни. Капитан Титаника, наверное, сдался. Ничего нельзя было сделать. Впереди ждала смерть. Он не опустил рук, просто принял свой жребий.　

Я пока еще не смирился.　

Мне хотелось, чтобы призраки перестали за мной следить и сделали что-нибудь. Хотелось, чтобы Род Серлинг ^[18] вышел из-за угла и сказал:　

— Познакомьтесь с Кевином Николсом. Он думает, что потерял все. Но на самом деле скоро узнает, каково быть Иовом.　

Не то чтобы я считал себя библейским героем или проходил испытание, но, по крайней мере, случившееся должно было иметь смысл. Мораль в конце, песню в финале. Да, знакомый приятный саундтрек не помешает. Поможет ощутить собственную значимость. Создаст иллюзию, что я иду к цели.　

Я мечтал о тысяче вещей и не готов был от них отказаться. Не желал убивать себя, не жаждал смерти, ничего подобного. Просто хотел, чтобы что-то произошло.　

Я бы молился, декламировал стихи, жег свечи и читал заклинания на пляже, если бы верил, что это поможет. Вместо этого я нашел церковь. С открытой дверью и струившейся изнутри органной музыкой.