В конце концов из плотной толчеи царедворцев графа и барона ловко похитил де Сент-Эньян. Подхватив мушкетёров под руки, он увлёк их в пустующий зал, и лишь тогда, убедившись, что рядом нет никого, торжественно произнёс:
– Вы наконец дома, друзья мои. Я рад!
– Не больше нас самих, полагаю, – развязно отвечал Пегилен.
– Зная господина де Сент-Эньяна, легко допускаю, что и больше, – тонко улыбнулся д’Артаньян.
– Вот видите, барон, – засмеялся де Сент-Эньян, – граф разбирается в лабиринтах моей души куда лучше вас, хотя мы знакомы с вами много дольше.
– Господин д’Артаньян – выдающийся инженер, все это знают. Лабиринт для него – пустяк, – спокойно отвечал де Лозен.
– И превосходный к тому же физиономист, – важно добавил адъютант короля.
– Кстати, как по-вашему, сударь, – не следует ли нам с графом засвидетельствовать своё почтение его величеству? – задал вопрос Пегилен.
– Думаю, не повредит, тем более что на этот счёт уже получен приказ, – хитро кивнул де Сент-Эньян, присовокупив: – Прошу вас следовать за мной, господа.
Король встал навстречу мушкетёрам и, не сказав ни слова, поочерёдно обнял. Затем снова сел и лишь тогда сказал:
– Вот теперь, видя вас, я в полной мере чувствую одержанную победу и живу ею.
Мушкетёры синхронно поклонились, а Пегилен к тому же счёл нужным заметить:
– Победа за вами, государь.
Людовик XIV не стал скромничать:
– Формально – за мной, капитан, и на людях я, разумеется, не стану в этом никого разубеждать. Однако здесь, между нами, нет нужды расточать незаслуженные комплименты. Над испанцами восторжествовали вы, господа, я лишь… не организовал, нет – это заслуга Лувуа и Тюренна, а я, скажем… разрешил вам это.
– Всякая победа, одержанная коронными войсками под королевским штандартом, достигается королём и принадлежит королю, – настаивал де Лозен.
– Забавно, – усмехнулся король, – а скажите-ка мне, барон, что будет, если, к примеру, господин д’Артаньян станет драться на дуэли? О, я этого вовсе не утверждаю; более того, будучи знаком с исключительно мирным нравом лейтенанта, уверен, что до такого не дойдёт, но… допустим. Что тогда?
– Тогда? – недоумённо переспросил де Лозен.
– Да, что тогда? Не знаете? Я могу вас просветить: граф наверняка убьёт противника, точно так же, как его отец десятки своих дуэлей увенчал гибелью врагов. И что же – вы, его полковой командир, присвоите себе славу, заработанную вашим подчинённым в честном бою? Едва ли. Иначе вы рискуете оказаться вместо него в Бастилии.
– Простите, ваше величество, – Пегилен попытался изобразить улыбку, что всегда удавалось ему с блеском.
– Пока не за что, господин де Лозен, – довольно сухо молвил король.
Затем, устремив взгляд на д’Артаньяна, спросил участливо:
– Ну, а вы-то как считаете, граф?
– Три недели назад победа принадлежала Франции, государь, – последовал немедленный ответ, – а теперь она уже достояние истории.
– Хорошо сказано, – кивнул Людовик, – однако немалая доля в этом успехе – ваша, а посему…
Король достал из шкатулки заранее приготовленный орден и, надев его на лейтенанта, заключил:
– Это вам за Лилль.
Позеленев от досады, Пегилен радушно поздравил сослуживца с наградой. Однако король в этот день был в ударе и не желал, по-видимому, никого обделить. С ласковой строгостью глянув на своего обескураженного любимца, он отечески обратился к нему:
– А для тебя, Пегилен, вознаграждение иного рода. Думаю, что ты его оценишь по достоинству… чуть позже.
Де Лозен едва не задохнулся от счастья, боясь поверить в услышанное: сказанное королём трудно было истолковать иначе, как разрешение на брак с герцогиней де Монпансье. Поцеловав руку монарха, он уже снисходительно посматривал на д’Артаньяна, отвечавшего Людовику на вопрос о «королевских кулевринах»:
– Два орудия были утрачены, государь, но остальные удалось спасти почти без повреждений, так что они могут быть использованы хоть сегодня.
– Сегодня, говорите? Да нет, граф, разве что приковать к жерлу того, кто виноват в случившемся… – с плохо скрытым раздражением фантазировал король. – Кстати, его имя?
Ему ответил Пегилен:
– За транспортировку и передвижение тяжёлой артиллерии отвечал господин де Вард.
– Вон оно что! Следует, пожалуй, привязать к соседнему жерлу и того, кто поручил это дело такому гению, как он. Впрочем, не стоит, – одумался Людовик XIV, словно придумав что-то другое.
Помолчав около минуты, не сводя глаз с ордена на груди д’Артаньяна, он вдруг сказал капитану:
– Вы можете пока располагать собою, барон. Я отпускаю вас.
Легко поклонившись, Пегилен скрылся за дверью, оставив короля и лейтенанта одних. Безмерно счастливый по известным нам причинам, он жизнерадостно отчитал часового за плохую выправку и бодрым шагом направился к себе. Однако рок столкнул его с человеком, о котором он вспоминал только что и которого меньше всего желал видеть в этот час.
– С возвращением, сударь, – приветствовал его Пегилен, – давно ли вы здесь, хорошо ли устроились?
– Благодарю, не могу пожаловаться.
– Всё скрытничаете, господин де Вард, ну да ничего, за этим дело не станет: скоро вам будет на что сетовать, обещаю, – заулыбался капитан мушкетёров.
Де Вард насторожился: такая тирада из уст этого гасконского горлопана, обласканного королём, могла и не быть пустым звуком, тем более что он знал за собой не меньше десятка делишек, карающихся в лучшем случае опалой.
– Вот как? – принужденно усмехнулся он. – Вы по-прежнему щедры на посулы, сударь. Чему обязан таким вниманием к своей скромной персоне?
– Чему же, если не своим воинским дарованиям? – хохотнул де Лозен.
Это уже больше походило на прямую издёвку. Де Вард нахмурился:
– Не угодно ли вам объясниться?
– Угодно, граф, и даже охотно, ибо две пушки – это две пушки, но срыв плана осады – штука посерьёзнее, и за это, надо сказать, исключительно редко гладят по голове.
– Ах, вот вы о чём, – скривился де Вард, и в его гримасе можно было различить и гнев, и страх, и даже долю презрения.
– Да, об этом, сударь. Кстати, в Бастилии сидит полным-полно народу за куда меньшие оплошности, – многообещающе подмигнул ему Пегилен, намереваясь продолжить свой путь.
Но собеседник преградил ему дорогу, положив, безо всякой, впрочем, аффектации, руку на эфес шпаги.
– Что такое? – сверкнул глазами барон де Лозен, мысленно уже ставший герцогом де Монпансье.
Однако де Вард почему-то не спешил рассыпаться в прах после прямого попадания этих полуцарственных молний. Вместо этого он заносчиво бросил ему в лицо: