– Так-так, – за нашими спинами раздалось покашливание, – вижу, ветер был прав, когда шептал, что кое-кому невмоготу. Венчаться будете или так обойдетесь?
Мы, точно ошпаренные, отпрянули друг от друга.
Как это «обойдетесь»? Это на что он намекает?
Смущенная и одновременно оскорбленная я резко развернулась. Леон придержал за локоть.
– Будем венчаться, – ответил жених твердо, – ради этого сюда и пришли.
Храм был посвящен Великой матери. Кто бы сомневался! В том, где молились Небесному отцу, даже ночью горел свет, а здесь, как и снаружи, царила ночь. Удивительно, но служителю темнота не мешала. Он шустро для своих преклонных лет нырнул внутрь, оставив тяжелую дверь приоткрытой, и растворился в царящем там мраке.
Я неуверенно замерла на пороге. Леон ободряюще сжал мою ладонь, поддерживая и не давая передумать.
– Не бойся, все будет хорошо.
Хорошо бы так.
– Ты не одна. Мы вместе со всем справимся, обещаю.
И я верила. Стояла на пороге огромного пустого храма и верила, что все обязательно будет хорошо. Император снимет обвинение, не даст расползтись сплетням, одобрит свадьбу.
Что придает нам сил? Знание? Нет, я не могла знать будущего. Желание жить? Отчасти. Но когда впереди лишь беспросветная мгла, что дает силу продолжать идти вперед?
Желтый огонек мигнул, пропал и загорелся ровным светом, освещая дальнюю часть храма, точно путеводная звезда. И на душе сразу стало спокойно. Крошечный огонек удивительным образом развеял мои сомнения, прогнал страхи. Они не исчезли окончательно, но, испугавшись, затаились. Так достаточно слова, маленького огонька, чтобы вера окрепла, обретя настоящую силу.
В тот момент я с четкостью осознала: не боюсь возвращения в столицу, суда, встречи с императором. Разве что свекрови немного побаиваюсь…
– Что вы там застряли? Или передумали?
Ехидный старческий голос прозвучал так, будто служитель стоял в паре метрах от нас. Я напрягла зрения, вглядываясь в темноту – никого.
Что-то древнее ощущалось в этом храме. Он ни разу не походил на посвященные обоим богам храмы столицы, где всегда на одной половине горел свет. Но тьма не была враждебна. Наоборот, я чувствовала поддержку, точно в детстве, когда мать держала меня за руку.
– Как он себе это представляет? – проворчал Леон, продвигаясь медленно, на ощупь по храму. Я держалась позади, и все преграды, на которые мы натыкались, доставались жениху. Попыталась шагнуть вперед, но тут же ойкнула, ушибя бедро о невидимый угол.
Леон мгновенно вернул меня на место – за спину и предложил:
– Шанталь, ты хочешь шокировать служителя, приехав к венчальному камню на моей шее?
Представила себе это зрелище, понимая, что с Леона станется выполнить угрозу, и помотала головой, потом спохватилась – в темноте же не видно – и заверила мужчину:
– Все-все, никуда не лезу, держусь позади.
– Всегда бы так, – намекнул Леон, но я сделала вид, что намек не поняла. Сам сказал, я в дядю пошла, и ему самому не только жена нужна, а еще и напарница. Так неужели я стану прятаться за его спиной?
– Шанти! – рыкнул «напарник», теряя терпение. Подхватил на руки, забросил на плечо и потащил к венчальному камню. Дикарь!
А все-таки мы удивительно подходим друг другу. Я – весьма странная по меркам высшего общества дарьета, да и он – неправильный дэршан. Но этот, вполголоса ругающийся, мужчина, несший меня на плече к венчальному камню, ужасно, до дрожи мне нравился. До неприличного жара в теле. До слабости и полного помутнения в голове.
Я сходила с ума. От себя, от своих желаний. От собственной смелости – еще бы мы собирались не просто бросить вызов воле императора, а нарушить с десяток законов общества. И хотелось встать, подбоченясь, точно продавщица пирожков на рынке, и смачно так сплюнуть, как она всегда делала, когда видела мундиры стражников:
– А вот вам всем! – добавляя неприличный жест.
За что так не любила служителей короны Толстая Дарра, я не знала. А вот маме чуть дурно не стало от увиденного, и меня долго потом на рынок не брали. Давно было, а как врезалось в память.
Меня осторожно поставили на пол, но отпускать не собирались. Леон прижал к себе, точно боясь, что я сбегу или передумаю.
Пока мы добирались до камня, огоньков добавилось, и теперь целый десяток их горел вокруг нас. Рваный свет мешался с тенями, дрожал, отчего казалось, что венчальный камень дышит, будто живой.
Одна часть камня была выкрашена в черный цвет, вторая – в белый, а посередине, наполовину вмурованная в камень, стояла чаша с виной и водой. В детстве я верила – сила богов позволяет двум жидкостям не смешиваться, деля свет и тьму пополам. Ровно до того момента, когда старшая сестра снисходительно пояснила, что все дело в стеклянной пластине. Кажется тогда, я начала прозревать – мир взрослых не столь привлекателен, как его воображают себе дети. А еще он крайне скуден на чудеса.
– Свет и тьма, разделенные природой на день и ночь, смешиваются на закате и на рассвете.
Голос служителя звучал скрипуче и слабо, но потом окреп, разносясь по пустому храму и отражаясь от его стен.
– Мужчина и женщина, разделенные богами две половинки, становятся единым целом в браке.
Света трепещущих огоньков ламп едва хватало, чтобы осветить стену с выступами, меня с Леоном и сам венчальный камень. Служитель произносил слова ритуала откуда-то из темноты, и меня накрывало чувство нереальности происходящего – будто нас венчала сама Великая мать. И сейчас в храме не было никого, кроме нас двоих.
– Рассвет или закат. Новая жизнь или смерть. Тьма или свет. Воля богов. Выбор ваш.
Выбор наш. Что принесет нам брак? Будет ли он светлым, как день, или темным, как ночь?
Я украдкой взглянула на Леона. В пляшущем свете ламп его лицо выглядело старше. Беспокойная складка залегла меж бровей. Фамильный императорский подбородок казался упрямее обычного. А ведь Леону не легко было принять решение пойти против всех. Волна запоздалого страха холодом поползла по спине. Что мы делаем?!
Словно что-то почувствовав, Леон повернулся ко мне. Прочитал панику во взгляде, мягко улыбнулся, притянул к себе. Успокаивающе погладил по спине.
– Я боюсь, – призналась, уткнувшись носом в его грудь, – боюсь за тебя.
– Маленькая моя, ты же ничего не боишься.
Наглая, но такая приятная ложь.
– А если у нас не получится, сбежим. Во Фракании отличный климат. Купим дом на побережье, заведем живность и станем жить как простые люди.
– Только не во Фраканию, – простонала, вспоминая клубнику и свое вынужденное отравление.
– Хорошо, куда захочешь, – шепотом добавил Леон, потому как позади нас раздалось предупредительное покашливание. Ой, кажется, мы часть ритуала проболтали. Неудобно-то как!