Шанталь, или Корона против - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Боброва cтр.№ 24

Я не знала, что удержало меня на месте, когда тело горело желанием сорваться с кровати, оттолкнуть пацана и выбежать из комнаты. «Бежать отсюда», — шептал страх. «Бежать», — требовало сердце, но кто-то иной, хладнокровный и мудрый, точно змей, велел оставаться на месте.

«Если не заперта дверь и к тебе отправили ребенка, значит, за дверью или чуть дальше по коридору есть тот, кто сумеет тебя задержать. Ты хочешь, чтобы тебя хватали, тащили будто мешок, а зашвырнув в камеру, добавили пару сальных шуток?»

Можно было украсть кинжал, но дядя давно объяснил — нож в слабых руках не опаснее зубочистки. Вот револьвер — другое дело. Меткости и хладнокровия, что любило это оружие, у некоторых женщин поболее, чем у мужчин, будет. Наверное, потому он и научил меня стрелять, а может, потому, что застал в оружейной, когда я целилась в рыцарские доспехи сразу из двух стволов. Таким испуганным я видела дядю впервые в жизни, это потом, когда он вывел меня из дома и позволил нажать на курок, испугалась сама — револьверы были заряжены.

За спиной сопели, тихо ругались, но пуговицы застегивали ловко, ни разу не коснувшись тонкой ткани сорочки. Пальцы у парня были что надо…

— Ты вор? — спросила.

За спиной засопели еще громче.

— И что? — зло бросил пацан, отходя в сторону. Я пошевелила плечами — платье плотно облегало спину.

— Ничего, — примирительно улыбнулась, — любая работа достойна уважения, но стоит ли становиться в тень закона?

— Да что ты понимаешь!? — он рубанул воздух ладонью, в глазах засветилось черное отчаяние. Так смотрят люди, побывавшие на краю и нашедшие камень, за который можно зацепиться и не свалиться вниз. — Чистенькая из благородных. Не голодала поди, — он все же плюнул на пол, хоть и пытался сдержаться. — А мой батя сдох, когда мне восемь было. Мать с двумя сестрами осталась. Я в подмастерья сунулся. Одному, второму… Только кому нужна мелочь? Там и десятилетних не брали, а Краб меня взял. Из семьи я ушел, ну чтоб, если загребут, мать не волновалась, а деньги им кажный месяц оставляю, поняла?

Он развернулся и вышел, громко хлопнул дверью. Зло заскрипел ключ в скважине.

Я с тишиной осталась одна. Смахнула набежавшие слезы, ощущая, как горло раздирает колючий комок. Конечно, я знала о другой стороне жизни, той, где нет вкусной еды, званых обедов и балов. Где потеря работы или смерть кормильца означает падение в нищету.

Мне было десять, когда обида выгнала из дома, заставила примкнуть к цирку, притвориться сиротой. Не знаю, почему мне поверили, мама говорила, я в отца пошла и дар убеждения у меня в крови. Возможно.

Но сейчас я чувствовала себя, точно отхлестанная этой самой правдой по щекам — так они горели. Хорошо, что он ушел, и хорошо, что закрыл дверь, потому как я бы не сдержалась, а сомневаюсь, что пацану понравились бы объятия зареванной девицы. Такие, как он, ценят монету и кусок хлеба, а не жалость.

Я прекрасно помнила, что он — вор, человек тени закона, и что пытался украсть дневник. Но жалость видела перед собой ребенка, не желая прислушиваться к доводам разума.

Я подошла к подносу, оценила завтрак. Хм, неплохо. Поджаренный хлеб, два яйца, булочка, стакан молока, сливки и мисочка клубники, а еще чашечка кофе. У-у-у, мое искушение! Накрыла чашку блюдцем, чтобы не соблазняться. Не хочу рисковать, вдруг туда что-то подсыпали. Взяла клубнику, сливки — мне достаточно, чтобы поесть, а остальное скормлю воришке, а то тощий — смотреть больно.

Косой медленно, точно к его ногам привязали по гире, поднимался на кухню. Вопрос девицы неожиданно всколыхнул упрятанную глубоко-глубоко в сердце боль. Он потер левую часть груди, поморщился. И ведь запретил себе думать, ан нет, рыжая влезла, раскопала, а теперь ноет. Как будто он мог поступить иначе? Как будто рано сдался и не стал искать приличного места? Как будто хотел становиться вором?

Прав был Краб, когда говорил, что все проблемы от женщин. Лучше бы он еще столько же промаялся на углу, чем говорил с рыжей.

Смок встретил его с ножом в руках, фартук на его фигуре смотрелся, как на корове боевой доспех, но смеяться над парнем никто и не думал, потому как Смок сразу предупредил, что следующим над трупом смеяться будет он. Да и нравится человеку готовить между убийствами, пусть готовит.

— Что так долго? — едва заметно дернул он бровью при виде унылой физиономии Косого. Ответа ждать не стал, указав на стол, где дымилась в сковородке яичница и лежал большой кусок хлеба: — Иди ешь.

Косого уговаривать было не нужно, он сразу повеселел, направился к столу, но был остановлен:

— Руки!

— Смок, так мыл уже, когда поднос брал, даже два раза.

— И третий помоешь, — сказал наемник, пинком под зад придавая направление пацану в сторону умывальника. От пинка Косой увернулся, наловчился за свою жизнь и не от таких уворачиваться, но руки мыть пошел. От Смока станется и без завтрака оставить.

В кухне кроме них было еще двое. Наставник Гвоздь и наемник, такой же светловолосый, как и Смок, только чуть ниже ростом. Звали его смешно — Лопата. Ладони у него, и правда, были здоровенными и широкими, как лопата, но в голубых глазах стыла смерть, так что Косой старался поменьше болтать в присутствии этих двоих.

— Держи, — Лопата достал из кармана штанов монету, катнул ее Гвоздю. — Как догадался, что девка не побежит? Я уж настроился потискать красавицу за бока. Неужто недорослика испугалась?

— Не испугалась, а затаилась, — поправил его Гвоздь, — девка не дура, поняла, что мы ее ждать будем, вот и дергаться не стала.

Лопата недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал, оставшись при своем: все девки — дуры, только одни красивые, а другие — нет.

Я успела съесть клубнику, потом и булочку. Выпила молоко. В подробностях изучила стены комнаты, потолок, стараясь не смотреть в сторону стула, где живым укором совести лежал дневник. Передумала много, успев восхититься собственной храбростью и впасть в уныние от собственной глупости, а за мной так никто и не приходил. Обед тоже не несли, то ли было рано, то ли решили поморить голодом.

Наконец в скважине провернулся ключ, я подобралась, села на кровати с идеально прямой спиной, расправила платье. Первым в комнату заглянул стул, следом светловолосый парень, несший его, потом мужчина средних лет в приличном костюме. Последним зашел молодой человек, нервно пригладил торчащие вихры волос и остановился около стены. Я отметила, что дверь прикрыли, а значит в коридоре остался кто-то еще. Затем все мое внимание сосредоточилось на главном из троих: дэршане. Светловолосый здоровяк и слишком молодой для роли главаря человек на эту роль не годились, оставался третий.

— Шанталь Ковенберх, — поприветствовал мужчина, занимая принесенный ему стул. Меня знали. Несмотря на все игры с чужими именами, меня здесь знали, а я еще тешила себя надеждой, что мое похищение случайно. Шли за дневником, а прихватили девицу…

— Дарьета ВанКовенберх, — поправила его. Пусть у себя во Фракании отменяют титулы, называют друг друга по именам, точно родственники, я не считаю это уместным, ведь когда знакомишься с человеком, обращение скажет многое. А что скажет имя? Лишь намекнет на воспитание родителей, его давших.