– Тебе надо отдохнуть, – зевнув, сказал тот, – приезжай ко мне, я не видел тебя сто лет.
Рей молчал. Ему не хотелось отдыхать. Хотелось просто, чтобы Кирстин по волшебству оказалась рядом.
Он сел на кровати и, уронив голову на подтянутые колени, пробормотал:
– Я не могу без неё. Майкл, я правда сошёл с ума. Это хуже, чем наркота.
Майкл долго молчал.
– Я тебя понимаю, – сказал он наконец, – но помочь ничем не могу.
В трубке раздались гудки, и Рей как нельзя остро ощутил, что остался абсолютно один.
Следующие сутки он провёл в номере, больше не пытаясь выбраться на улицы города, по которым тихим странником шествовал дождь. Тротуары намокли, и, подходя к окну, Рей видел, как скачут маленькие капельки по стеклу и сползают дорожками вниз.
Он работал, но работа шла не очень хорошо. Потому на третий день Рей приказал отвезти себя на вокзал, едва только часы показали семь, и оставшиеся пять часов провёл в кафе на перроне, глядя, как проносятся вдалеке поезда.
Кирстин ожидаемо не появилась ни в восемь, ни в девять часов.
Время уже шло к одиннадцати, но Рей продолжал успокаивать себя мыслями о том, что она хочет провести максимум времени с семьёй.
«Я бы, наверное, тоже хотел», – думал он.
В половине двенадцатого Рей заплатил по счёту и вышел на перрон. Дождь продолжал стучать по асфальту, охрана двигалась в двух шагах позади.
Народу почти не было, зато поезд уже стоял на путях. Они с Кирстин должны были ехать в Лондон, чтобы провести там ещё четыре дня и, сев в самолёт, вернуться в Париж.
Кирстин не было. В этом безлюдном месте Рей легко разглядел бы её издалека.
Объявили посадку, и Рей отправил одного из охранников отыскать нужный вагон.
Он ждал, стоя у входа в здание вокзала, ощупывая взглядом каждого выходящего из него. Кирстин задерживалась. Рей посмотрел на часы, показавшие двенадцать.
«Она не придёт, – осознание пронеслось в голове, и сердце стиснула боль. – На что ты рассчитывал, идиот? Ты выпустил птичку из клетки и думал, что она вернётся к тебе? Ты её похитил. Такое нельзя простить».
Рей закрыл глаза.
– Мистер Мерсер, – один из охранников коснулся его плеча, – нужно садиться в вагон, поезд сейчас уйдёт. Желаете сдать билеты и запросить джет?
Рей молчал. Ему в самом деле не было особого резона ехать в Лондон одному, но вряд ли раньше утра можно было ожидать самолёт. И значит, ему в любом случае предстояло провести где-то ещё одну наполненную одиночеством ночь.
– Нет, – глухо сказал он, – я иду. Самолёт пусть пришлют в Лондон, я вылечу с утра.
Вопреки собственным словам ещё почти минуту Рей стоял неподвижно, гипнотизируя взглядом стеклянную дверь вокзала. И только потом решительно развернулся и двинулся по перрону, отсчитывая шестой вагон.
Замер перед дверьми, как будто вход преграждал невидимый барьер.
Он не мог заставить себя ступить внутрь. И всё-таки сделав над собой усилие, Рей шагнул вперёд, когда со спины вдруг донеслось сдавленное:
– Рей!
Рей резко обернулся.
– Поезд сейчас тронется, – произнёс охранник, уже стоявший внутри.
Рей бессильно вглядывался в темноту, но разглядеть ничего не мог, и звук больше не повторялся – как будто померещился ему.
– Мистер Мерсер! – окликнул его снова охранник, увидев, как Рей бросается туда, откуда раздался звук. За спиной у Рея заскрипели колёса, раздался пронзительный гудок, послышался грохот падающего с полок багажа…
Рей пробежал несколько метров и рухнул на колени, увидев тело, распростёртое по земле.
– Скорую! – рявкнул он. – У вас минута!
Лицо Кирстин было целиком покрыто кровью. Ещё одно красное пятно на груди она зажимала рукой.
Рей положил ладонь поверх её руки, сжимая рану ещё сильней, и услышал стон.
– Рей… – выдохнула девушка. Глаза её приоткрылись, и в тени ресниц блеснули зрачки.
– Тихо, – прошептал Рей, притягивая её к себе.
«Дерьмо, – повторял он, – вот это – настоящее дерьмо».
Глава 16. Последствия
Кирстин чудилось, что она по-прежнему сидит за отцовским столом. Тяжёлое молчание висело над блюдами с купленной в магазине ветчиной с фасолью и жареным картофелем – готовить отец никогда не любил и не умел.
Кирстин буквально чувствовала, как касаются кожи повисшие в воздухе слова:
«Я всегда знал, что ты будешь работать задницей, как твоя мать».
Кирстин нечего было сказать. Никто толком не рассказывал ей причин, побудивших мать уехать. Только теперь она начинала смутно их понимать – и одновременно осознавать, насколько абсурдно всё, что выдумывает о них обеих отец.
Она не знала, что может сказать в ответ на эти слова.
«Я люблю его и хочу прожить с ним жизнь…» – ничего более идиотского придумать было нельзя.
Кирстин отчётливо представляла себе, как выглядит всё происходящее с позиции отца. Сбежав из колледжа, она встречает богатого любовника и вместо учёбы остаётся с ним на целый год. И даже не важно, где именно Кирстин его нашла – отец не станет задавать этот вопрос.
– Ты тоже так думаешь? – спросила она у Линдси. Та отвела глаза.
Кирстин не знала, зачем сюда приехала. Рассказать, что случилось, она всё равно не могла.
Просто не сдержала желания недолго побыть в кругу родных – забыв, что никогда раньше не было между ними особого родства.
– Он же выкинет тебя, – выплюнул, прощаясь, отец, когда Кирстин спустя два дня, так и не найдя с ним общего языка, покидала дом, – ему же только твоя мордашка нужна.
Кирстин стиснула зубы. Ей показалось вдруг, что отец говорит вовсе не с ней. Но от этого было не менее обидно слышать его слова.
– Я не знаю, – честно призналась она, – но кроме его дома мне некуда идти. Он – моя семья.
Кирстин брела по улицам, залитым дождём, спрятав руки в карманы, и вспоминала последние слова Рея. Она пыталась представить: смогла бы остаться здесь насовсем или нет?
Ей хотелось провести больше времени с отцом. Доказать ему, что она не та, кем отец привык её считать. Но Кирстин понимала, что не сможет доказать ничего.
Закрыв глаза, Кирстин остановилась в подворотне и попыталась представить себе лицо Рея. Такое, каким оно было в первую их встречу, и такое, каким стало теперь. Кирстин казалось, что за это время холод покинул его глаза, но сейчас, задумавшись об этом, она понимала, что этими новыми – теплыми – глазами Рей смотрит только на неё.
«Я не игрушка», – говорила она сама себе, но чем сильнее пыталась себя убедить, тем меньше верила собственным словам. Наконец она закрыла лицо руками и перестала понимать, что течёт по щекам – слёзы или дождь.