Завещание алхимика - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александрова cтр.№ 44

Телефонная книжка сама открылась на букве «П».

Янина Пшеславская.

В трубке слышались долгие гудки, и Вера малодушно обрадовалась – возможно, Янина уехала в отпуск или по делам, и разговор можно отложить на неопределенный срок. Она уже собралась положить трубку, но тут услышала голос – холодный, слегка насмешливый.

Вера молчала, потому что горло сжал привычный спазм.

– Алло, я слушаю, говорите! – В голосе появились явные нотки недовольства.

Вера зажмурилась и бросилась в разговор, как в холодную воду.

– Это Вера Семенцова! Мне очень нужно с тобой поговорить!

– Разве мы на «ты»? – холодно удивилась трубка, но Вера обостренным чутьем успела отметить некоторое замешательство в голосе.

– Простите, Янина, не знаю вашего отчества. Я очень волнуюсь, поэтому допустила бестактность.

На самом деле, ей стало гораздо спокойнее, и та, в трубке, сообразила, что, добиваясь официального «вы», она подчеркивает разницу в возрасте – лет семь, наверное, все же немало…

– Ты уверена, Вера, что нам нужен этот разговор? – спросила Янина чуть помягче – наверное, вспомнила все же, что три месяца назад у Веры умер муж.

Настал Верин черед усмехаться. Эта Янина, должно быть, вообразила, что Вера явится к ней выяснять отношения. Как будто сейчас это имеет какое-то значение… Как будто Вера просто умирает, как хочет узнать, как же они крутили любовь в юности, кто кого бросил и все такое прочее…

И правда, неожиданно поняла Вера, к чему теперь ее страхи и переживания. Нужно забыть все плохое и помнить только хорошее, а его было в их семейной жизни немало.

– Боюсь, что ты меня неправильно поняла, – Вера едва удержалась, чтобы не подпустить в голос ехидства, – мне нужно поговорить с тобой о деле. Видишь ли…

Далее она скороговоркой поведала Янине историю с картиной, которую пять лет назад вытащил из мусора доктор Сиверцев. Больше всего она беспокоилась, что Янина сейчас вежливо, но твердо пошлет ее подальше (какая картина, какой Сиверцев?), и тогда будет очень неудобно перед реставратором Старыгиным – она-то его обнадежила, да ничего не сделала.

Однако Янина вспомнила и доктора Сиверцева, и даже история с картиной ей была известна – что-то такое говорил Аркадий Петрович ее матери перед отъездом.

– Может быть, ты или твоя мама что-то знаете о жильцах, тех, кому эта картина принадлежала, может, вы хоть что-нибудь помните? – почти умоляла Вера. – Реставратор очень просил, там с этой картиной какая-то проблема…

– Мама сейчас в отъезде, у сестры под Москвой на все лето… – ответила Янина. – Тебе срочно?

– Срочно, – ответила Вера, – очень срочно.

– Я к тому, что разговор это не телефонный… Завтра я не могу, а послезавтра улетаю в Швейцарию. Можешь прийти прямо сейчас?

– Могу, – неожиданно согласилась Вера, – еще не поздно.

Она бросила трубку и забегала по квартире, торопливо собираясь. Отшвырнула заношенный черный костюм почти с отвращением, наскоро перебрала плечики в шкафу и остановилась на скромном темно-синем платье в мелкий горошек. Снова поглядела на себя в зеркало – теперь уже по-деловому, не тратя времени на бесполезные огорчения. Волосы торчали в разные стороны, как у тряпичной куклы, Вера кое-как разгребла это вопиющее безобразие гребешком и заколола гладко. Косметикой в последнее время она не пользовалась совсем. Из ящика выпал тюбик губной помады – почти новый, то ли кто-то подарил давным-давно, то ли сама купила, да забыла. Странно и непривычно было вглядываться в свое лицо в зеркале, Вера давно уже не смотрела на себя с мыслью приукрасить или скрыть недостатки. Откровенно говоря, она вообще забыла, когда смотрелась в зеркало. Она нанесла помаду – неумело, непослушными руками, и добилась вдруг неожиданного эффекта, лицо стало ярче и даже не так заметны две горькие складки возле губ.

Платье безбожно висело на ней, Вера и не думала, что так похудела. Пришлось туго затянуть талию широким черным поясом.

«Что люди скажут, – прозвучал в ушах противный старушечий голос, – что скажут, когда увидят, как вдова идет куда-то вся размалеванная, на ночь глядя…»

– Плевать! – сказала Вера, глядя в зеркало. – Мне плевать. Я так больше не могу!

На улице был чудесный летний вечер. Жара спала, с Невы тянул легкий ветерок, было светло и полно народа. Все радовались лету.

От метро до дома на Кирочной Вера шла пешком, было так приятно смотреть на беззаботных отдыхающих людей и на витрины магазинов. Платье ласково облегало тело, она даже улыбнулась какому-то малышу в коляске. И он не заплакал, не испугался, как случилось бы еще вчера, а улыбнулся в ответ.

Янина открыла дверь сразу же и помедлила на пороге, разглядывая незваную гостью. Вера в ответ уставилась на нее.

Все еще хороша. Не такая, как в юности, – черты стали малость грубее, жестче, однако красота более яркая, зрелая. В глубоких темных глазах Янины Вера отразилась вся – от скромного платья в горошек до дешевой пластмассовой заколки в волосах. Хозяйка-то хороша и в домашнем наряде – простые джинсы и льняная блузка без рукавов.

Захотелось немедленно уйти. Бежать домой, закрыться на все замки, упасть в кровать и забыться до утра тяжелым сном без сновидений. Но Вера представила себе пыльную унылую квартиру, где засохли все цветы, где даже телевизор сломался, а потом представила, каким взглядом посмотрит на нее Дмитрий Алексеевич Старыгин, и решилась.

– Я могу войти? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Да, конечно! – Янина очнулась от своих мыслей и посторонилась.

Как ты? – спросила она, отвернувшись к вешалке.

– Плохо, – неожиданно честно ответила Вера. – Очень плохо.

– А чего же ты хотела? – Янина пожала плечами.

И Вера поняла, что сказала она это не от равнодушия и не из злорадства, а просто так, как есть на самом деле. Было бы странно, если бы Вере сейчас стало хорошо и весело.

– Чаю хочешь? – спросила Янина, направляясь на кухню. – Надо зеленый пить, да я его терпеть не могу.

– Я тоже, – согласилась Вера.

– Рассказывал мне Аркадий Петрович о той картине, – заговорила Янина, разлив по чашкам душистый чай, от крепости он казался темно-вишневого цвета, – значит, ценная оказалась…

– Шестнадцатый век, неизвестный итальянский художник, – поддакнула Вера, – а если про нее подробности узнать, то можно атрибуцию провести. Имя художника установить…

– Жалко, мамы нету, – вздохнула Янина, – а я что помню? Квартирка на третьем этаже занятная была. Четыре комнаты, жильцов полно. Я-то в этом доме с детства живу, раньше все подолгу жили даже в коммуналках, это теперь норовят поскорее съехать. В общем, в одной комнате жил там Вовка Березкин с родителями, мы во дворе встречались. Но домой он никого из ребят не приглашал – в комнате тесно. А в коридоре играть соседка не разрешала, Саломея Васильевна. Ух, и злющая была баба, прямо ведьма! Детей просто ненавидела, и не скрывала. Знаешь, другие сюсюкают, приговаривают, а глаза злые, ребенок-то все заметит. А эта так прямо и заявляла, что все дети – паразиты, только кровь из родителей сосут, толку от них потом – ноль, в старости ни за что не помогут. Причем у самой детей никогда не было.