Институт Гуанчжоу теперь называл его уже одиннадцатым коронавирусом SARS, но первым, который вызывал предсимптомную инфекцию. К тому времени, когда пострадавшие начинали чувствовать себя плохо, они уже несколько дней были чрезвычайно заразными – но ходили в школу и на работу, за покупками на людные рынки, ездили в переполненном общественном транспорте, летали на международных рейсах, выстраивались в очередь за чистой водой и жили в перенаселенных лагерях беженцев. От одного просмотра репортажей Отец чувствовал себя более слабым, чем от жары, инфекции в руке и медицинских препаратов.
Кризис продолжается.
Отец оставался в Девоне еще неделю, но ни Скарлетт, ни полицейский ему не звонили.
Рука у него приобрела уродливый сине-фиолетовый цвет, хотя заживала и больше не распухала. Плечо еще болело и не двигалось, но худшее уже было позади. Больше всего Отец радовался тому, что остался в живых.
Когда он попытался связаться со всеми недавними аккаунтами, которые использовала Скарлетт Йоханссон, то обнаружил, что они отключены. Отец подозревал, что никогда больше ее не услышит. Вопреки ее советам и даже ее приказу он пошел в «Коммодор» и убил четырех человек. Местная служба новостей ни словом не обмолвилась об утренней бойне.
Если б Рори был из «Королей», они предпочли бы провести собственное расследование…
Стукачам выдавливают глаза ручкой от зубной щетки…
Там устраняют утечки с помощью мачете…
Они раздробят тебе молотком позвонки. Пожалеешь, что не отрезали тебе голову…
Отель обходился ему слишком дорого, и Отец понимал, что в течение нескольких недель не способен на новый визит. Когда это произойдет, ему, вероятно, потребуется забрать у своей жертвы продукты или ценности. Это походило на нисходящую спираль – ты всегда можешь падать ниже, и этому нет предела.
Отец решил вернуться в Бирмингем повидать жену. Его не покидало чувство, что он собирается попрощаться.
16
– Ты ранен, – сказала жена.
– Сейчас мне уже лучше.
Отец пытался скрыть скованность в движениях, вызванную травмой плеча. После долгого нахождения за рулем во время поездки в Мидленд боль вернулась.
Он сел в садовое кресло рядом с Мирандой на маленькой цементированной террасе. Это было единственное место, где можно было посидеть: всю лужайку превратили в огород. Отец кивнул на грядки.
– В этом году твой папа потрудился на славу.
– Да, – слабо улыбнулась жена, отвлекшись от его забинтованной кисти, которую теперь поддерживала перевязь – он купил ее, чтобы обездвижить руку. – В этом году у нас в саду появились излишки, – продолжила она. – Я читала, что так по всей стране, несмотря на дефицит воды. Говорят, создан трехмесячный запас зерна. Когда такое было последний раз?
– Где-то в 2023-м, по-моему.
Излишки поглотят прибывающие беженцы. Это как пить дать. В любом случае, чем больше растишь, тем больше люди едят. Даже такого объема не хватит надолго, но он не стал говорить жене об этом.
– Есть хочешь?
– Нет. Нет, спасибо.
– Ты сильно похудел.
– Ты тоже.
Со времени их последней встречи, более двух месяцев назад, жена прилично сбавила в весе. При своем высоком росте она всегда была худощавой, но последние два года неуклонно таяла. Некогда стройное тело стало изможденным. Раньше она никогда не носила длинные волосы, но теперь они спадали ей на плечи нечесаными, тронутыми сединой прядями. Колени и лодыжки казались слишком большими, бедра слишком широкими и угловатыми. Ногти красить она перестала, а от макияжа, украшавшего ее лицо в тот день, когда они подавали последнее заявление в полицию, не осталось и следа.
– Я привез обратно ее вещи, – сказал Отец, чтобы оживить разговор после долгого и неловкого молчания. – Хотел бы взять еще кое-что, если можно.
Он забрал бы это в любом случае, из коробок в гараже, где они хранились, словно некая забытая экспозиция из Музея Детства. Жена кивнула.
– Ты поедешь назад?
– Чуть позже. Нужно сперва восстановить силы. И мне должны позвонить. От полицейского звонков так и не было.
Жена шумно вздохнула и посмотрела на цветы, растущие возле грядки с листовой свеклой и кабачками. Ее отец даже умудрился вырастить вдоль одной стороны сада виноград. В двух теплицах зеленели помидоры.
– Как поездка?
– Ты правда хочешь знать?
– Если… если что-то есть.
Любые его слова вызовут у нее лишь тревогу и страх. Он был шокирован тем, как быстро изменились его разум и душа после похищения. Но его жена с рождения была очень ранимой, с легкостью испепеляла любые мечты о безоблачном будущем. Пессимизм был у нее в крови.
– Боюсь, все туманно. С тобой кто-нибудь связывался?
Она покачала головой.
Отец протянул руку и коснулся ее запястья. Жена вздрогнула, затем посмотрела на его руку. Взяла ее и сжала. Глаза у нее блестели от слез.
– Она очень гордилась бы тобой…
Голос у нее дрожал.
– Ш-ш-ш. Все в порядке.
– …ее папочкой. Он не остановился… – Она не смогла закончить, ее голос вырос на несколько октав, затем дрогнул и сорвался.
– Как и ее мамочка.
Жена сглотнула.
– Многие люди были очень добрыми. На форумах. В группах. Мама с папой оплатили новый фоторобот. Я дам тебе один.
Отец помнил, что полицейский говорил ему насчет того, что его дочь могла измениться.
– Хорошо получился?
– Она сама на себя не похожа. Я… Я очень расстроилась, когда увидела. Кажется, все стало только хуже, безнадежнее. Я не знаю, кто эта девочка на рисунке. На других я видела ее. Видела саму себя.
Отец улыбнулся.
– Потому что она похожа на тебя.
– Они снова воспользовались моими фото, на которых я была в ее возрасте. Но я все равно не вижу на этом рисунке ни ее, ни себя.
– Пожалуйста… пожалуйста, – зашептал он. Жена снова становилась расстроенной и взволнованной – первые приступы безумия, которое уже раз перешло в приступ жуткой и невыносимой тряски.
Реакция его жены на его визиты всегда была одинаковой, и он научился не торопиться, не делиться бездоказательными идеями, непроверенными вариантами и дикими предположениями. В те дни его поведение стало спокойнее, и он чувствовал, что успокаивается, замедляется, думая лишь о своей цели. Он снова задался вопросом, должно ли это волновать его. А также когда он будет испытывать раскаяние из-за того, что убил шестерых человек за две недели. И будет ли испытывать его вообще?
– Я не должен был приезжать.