Платформа - читать онлайн книгу. Автор: Роджер Леви cтр.№ 105

– Хватит! – крикнул Пеллонхорк.

Я ссутулился; мою руку, мокрую от пота, все еще обвивала провисшая цепь.

– Смотри, – сказал Пеллонхорк, садясь и хватая ртом воздух.

Кало слабо закашлялся. Его рука дрогнула и снова ухватила цепь, но безо всякой силы.

– Смотри ему в глаза, – прошептал Пеллонхорк. – Видишь что-нибудь? Алеф?

Голова Кало приподнялась и снова упала, ударившись о стол. Он подтянул руку к шее и пустил слюну, красную и пенистую.

– Потяни еще чуть-чуть, – велел мне Пеллонхорк. – Не очень сильно.

Я навалился на цепь со всей силой. Кажется, я всхлипывал.

– Нет! Это слишком! – снова крикнул Пеллонхорк, но я тянул и тянул, даже после того, как Кало перестал шевелиться. Я тянул до тех пор, пока Пеллонхорк не перестал требовать, чтобы я остановился.

Освободив кулак от цепи, я вывалился из кабинета и вернулся домой, к Пайреве. Заснуть я не смог. Руку всю ночь дергало и прошивало болью. Я вспоминал шею Кало, свернутую, как у животного, и его ноги, молотящие воздух. Стоило закрыть веки, как я видел его глазницы, только глаз в них не было, а были два фиолетовых языка, тянувшихся ко мне.

На следующее утро я сразу отправился в кабинет Пеллонхорка. Он сидел за столом, вполне расслабленный, а цепь кольцами лежала на столе. Моя рука распухла и болела, на ней отпечаталась узорная спираль.

– Я с этим разобрался, – сказал Пеллонхорк. Он был спокойнее, чем за все последнее время. – Их всех заменили.

– Будут и другие, – предупредил я его. – К следующему разу ты ослабеешь еще больше.

– Я знаю. – Он посмотрел прямо на меня. – Я подумываю о том, чтобы лечь в rv, пока ты не найдешь способ лечения.

Сначала я не поверил тому, что услышал, а потом начал мямлить, объясняя все по новой. Он поднял здоровую руку и сказал:

– Мне нужна будет гарантия, что rv не откажет, и гарантия, что исследования продолжатся даже без тебя, Алеф. Гарантия.

Я кивнул, хотя не представлял, как смогу это гарантировать.

– Хорошо, – сказал я ему.

Это была не вполне ложь, потому что я был уверен, что смогу это сделать. Я не был способен по-настоящему солгать Пеллонхорку, но, пока мне виделось зернышко правды, я мог экстраполировать – так же, как делал, общаясь с людьми в Песни.

Пеллонхорк сказал:

– Если rv откажет, семена откроются.

Я сел, пытаясь не думать о том, что Кало сидел в том же кресле, и ответил:

– Я твой друг, Пеллонхорк. Я могу сделать так, чтобы это сработало. – Я протянул ему руку.

Он ответил:

– Ты не единственный мой друг.

Я убрал руку. Сказать мне было нечего. Почему я этого не замечал?

– Но семена могут открыться случайно, – сказал я. – Сбой. Все, что угодно.

– Конечно. Ты же понимаешь, что случилось бы, если бы Кало вчера убил меня.

Должно быть, он прочитал по моему лицу, что я об этом не задумывался – о семенах смерти, которые раскрылись бы, если бы он умер. Одна-единственная маленькая смерть в этой комнате – чья именно, решала моя обмотанная цепью рука, – а я об этом даже не задумался. И даже в какой-то момент колебался…

Я до боли сжал кулак. Перед моими глазами промелькнула мертвая Пайрева, и на меня накатила тошнота.

– У меня есть другие друзья, – продолжил Пеллонхорк ровным тоном, – но ты, Алеф, мой лучший друг. Ты единственный, кому я действительно верю.

– Я могу это сделать, – сказал я, не подпуская страх, грозивший захлестнуть меня.

– У тебя есть два месяца, чтобы показать мне, как ты с этим разберешься.

– Два месяца? Я не справлюсь в такие сроки.

– Он тебе поможет.

Я не спустился на Этаж. Отправился сразу домой, чтобы поразмыслить.

Мне нужно было уложить Пеллонхорка в rv как можно скорее, прежде, чем с ним случится что-то еще. Два месяца? Двух месяцев мне не хватило бы, зато для прогресса его рака это был очень долгий срок. Я должен был придумать достаточно правдоподобное решение, чтобы убедить Пеллонхорка лечь в rv, но что случится с ним после этого, меня не заботило. Я хотел, только чтобы мы с Пайревой мирно прожили свою жизнь, а наш ребенок – свою. Вот почему я сказал Пеллонхорку, что мне нужны восемьдесят пять лет: исходя из предположения, что, если средняя продолжительность жизни в Системе будет увеличиваться с той же скоростью, наш ребенок получит дополнительные десять лет. Вовсе не ради поиска лечения. Время, необходимое на создание средства от болезни Пеллонхорка, было невозможно вычислить с такой точностью, которую я ему обещал. Слишком много переменных. Я попросту не осмеливался сказать это Пеллонхорку.

Так что мне нужно было сделать на самом деле?

Поиск лечения продлился бы дольше, чем я говорил, но это была не главная проблема. Мне достаточно было только обеспечить начало экспериментов. Однако я должен был каким-то образом гарантировать безопасность его сна в rv на время исследований.

Rigor vitae – процедура старая и устоявшаяся. Это с ее помощью часть уцелевших жителей Земли достигла Системы. Изначальный процент отказов к настоящему времени снизился до доли процента в год, но мне нужно было гарантировать, что капсуле Пеллонхорка не позволят сломаться. Капсулам rv требовался постоянный надзор. При таком долгом сроке нельзя было полагаться ни на программное обеспечение, ни на человеческую послушность и память.

На какое-то время я покинул Этаж полностью, чтобы погрузиться в Песнь, но на этот раз с конкретной целью, просеивая данные и информацию, разыскивая систему, которая удовлетворила бы Пеллонхорка.

Я ничего не нашел.

Все было тщетно, и я отчаялся. Казалось, что в Системе и в жизни ничто не было долговечным, кроме надежды и алчности, а надежда никогда не вознаграждалась.

Что я мог сделать? За то время, на которое я должен был обеспечить безопасность одной-единственной капсуле rv, вся Система могла измениться, и измениться снова. Я внезапно осознал иронию того, что время было невластно только над идеей Бога.

Я продолжал поиски. Прошел месяц. Ни одна из моих задумок не выдерживала критики. Мне хотелось поговорить с отцом или с Соламэном. А во тьме ночи я плакал по своей матери.

На Геенне все было намного легче. Идея Бога делала все настолько лучше. Странно, как в самые темные времена и невзирая на свою безбожность я возвратился к Богу своего раннего детства. Бог был обещанием справедливости и вознаграждения, а я желал, я жаждал их. Я был теперь несчастен, как никогда, и думал о том, что, возможно, Система неправильно относилась к боговерию, и в отсутствие Бога ни дела, ни люди не становились лучше.

– Вы рассеянны, Таллен, – сказал Лоуд.