От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - читать онлайн книгу. Автор: Василий Чуйков cтр.№ 103

Продовольственное снабжение осуществлялось за счет населения, которое было всецело на стороне Красной армии.

После взятия Екатеринбурга и Челябинска Восточный фронт был реорганизован. Образовалось два фронта: Туркестанский — под командованием М.В. Фрунзе в составе 1-й и 4-й армий; Восточный — под командованием В.А. Ольдерогге в составе 5-й и 3-й армий. 2-я армия была передислоцирована на Южный фронт. С ней ушла 28-я дивизия Азина, 7-я и часть 21-й стрелковой дивизии. Я со своим полком остался на Восточном фронте.

Переброска дивизий на Южный фронт диктовалась тем, что армия Деникина угрожала Москве.

Восточный фронт стал получать намного меньше снаряжения и боеприпасов, о продовольствии и говорить не приходилось. И все-таки моральный дух наших красноармейцев был настолько высок, что мы продолжали наступление на восток. Полки шли вперед с лозунгом:

— Даешь Сибирь!..

Ворота Сибири — Курган. В эти ворота влетела и повернула на север, к Белозерску, красная конница под командованием славного предводителя кавалеристов Томина.

Вслед за конницей в Курган вошли мы.

В тот же день выслали разведку. На противоположном берегу Тобола, перед опушкой леса, она была встречена организованным огнем. Мне стало ясно, что противник не оставил выгодных позиций перед городом. Нашим войскам предстояла задача — с боем форсировать Тобол. На всякий случай я в тот же день сам выехал на разведку, переправившись через реку вброд несколько южнее города. Сведения разведчиков и мои предположения подтвердились — здесь противник и не думал отходить.

Согласно приказу начдива, находящийся в полку Строганов распорядился: 45-му и 44-му полкам оседлать железную дорогу Курган — Петропавловск и подготовиться к форсированию Тобола, а 43-му отойти на юг с задачей форсировать Тобол и наступать правее железной дороги на станции Варгаши.

После короткого отдыха полк без боя переправился через Тобол, но развить наступление не смог: на этом участке наш путь перерезали протоки и старицы с топкими берегами. И как назло, кончились топографические карты. Сколько этих проток и стариц, как они вьются — никто не мог сказать. Попытался сам с конными разведчиками найти выход из этого лабиринта, но попытка не дала результатов. На восточной кайме поймы, перед протокой, нарвались на засаду, потеряли двух разведчиков, а подо мной была убита лошадь. Запутавшись ногами в стременах упавшего в топкую грязь коня, я чуть не застрял тут надолго, но меня выдернул из этой ловушки Яков Бердников. Тот самый, который говорил, что умеет ездить под брюхом лошади.

Полк остановился, и я вынужден был донести в штаб бригады о том, что наступать на этом участке не могу.

На следующий день рано утром я с ординарцем и двумя разведчиками выехал в Курган в штаб дивизии. Подъезжая к городу, мы услышали артиллерийскую, а затем частую ружейно-пулеметную стрельбу у железнодорожного моста. Я понял, что это было наступление моих соседей, и решил посмотреть, как они действуют.

На северо-восточной окраине Кургана находился командный пункт Строганова и командиров полков.

Несколько дальше, на север от Кургана, также слышалась стрельба. Там сражалась 13-я бригада нашей дивизии под командованием А.А. Сазонтова.

Было около 8 часов утра. Артиллерия противника, а также бронепоезд и пулеметы наносили чувствительные потери нашим войскам. Каждая попытка переправиться через реку Тобол около железнодорожного моста срывалась.

Присмотревшись к обстановке и осмыслив происходящие события, я пришел к комбригу, у которого в этот момент находились командиры полков, и сказал:

— Такая организация наступления ничего, кроме жертв, не принесет…

Молодости свойственна прямота и непосредственность. Но такой дерзости не ждали от меня ни командир бригады, ни командиры полков, которые по всем статьям имели право смотреть на меня, как на школьника. Ведь все они кадровые офицеры.

— А что ты предлагаешь? — спросил меня Строганов, не сумев скрыть возмущения в голосе.

— Противник пристрелял каждый кустик и каждую кочку. У него здесь сосредоточены основные огневые средства. Если мы не подавим их артиллерией, толку не будет. Кроме того, наступать в светлое время нельзя…

В заключение я сказал комбригу, что если он разрешит мне, то завтра мой полк к обеду форсирует Тобол южнее и, захватив противоположный берег с лесным массивом, прорвет фронт обороны противника.

Такая самоуверенность обидела старших товарищей. Это было видно по их лицам. Находившийся тут же на командном пункте комиссар бригады Горячкин в разговор не вступал. Но когда я, распрощавшись, поехал в штаб дивизии, он нагнал меня и с упреком спросил:

— Зачем ты обидел наших командиров? Что они, не хотят разбить противника?

Я запальчиво ответил:

— Одного желания еще мало… Мне жаль людей наших. Зачем их губить напрасно?

— Хорошо, — понимающе сказал он. — Значит, ты не отказываешься от своих слов, что завтра разобьешь противника, форсируешь Тобол и выйдешь на восточную окраину лесов?

Прикинув еще раз в уме то, что созрело перед разговором с комбригом, я ответил, что словами не бросаюсь, а как коммунист за победу ручаюсь, если разрешат мне действовать здесь по-своему.

Горячкин больше меня ни о чем не спрашивал. Мы вместе подъехали к штабу дивизии. Я пошел к начдиву, а он — в политотдел.

Начдив Карпов встретил меня приветливо — на этот раз я явился к нему одетым по форме. Он расспрашивал о боевой обстановке, которая сложилась на участке полка. Я доложил все по порядку и откровенно.

В кабинет вошел комиссар дивизии Габишев, за ним — Горячкин. Поздоровавшись со мной, Габишев спросил:

— Какой план форсирования Тобола и разгрома противника ты предлагаешь?

Я понял, что Горячкин доложил Габишеву о моем предложении.

Карпову и Габишеву было известно, что за два дня боя полки бригад Сазонтова и Строганова успеха не имели и понесли немалые потери. Начдив сразу заинтересовался этим вопросом. Мне пришлось повторить все то, что я сказал командиру бригады Строганову.

Карпов назвал мое предложение несерьезным, заметив, что я слишком переоцениваю себя и свой полк. На этом, казалось бы, разговор должен был закончиться, но тут снова вмешался Габишев. Он поставил перед Карповым, как говорят, вопрос ребром:

— Почему бы не разрешить Чуйкову наступать в том месте, где он сам напрашивается?

После короткого разговора Карпов под нажимом комиссара согласился с моим предложением. И, вручив мне награду — именные золотые часы — от Всероссийского центрального исполнительного комитета, спросил, что мне нужно и чем помочь полку в выполнении такого дерзкого решения.

— Сейчас же приостановить наступление на всем участке дивизии, — сказал я. — Артиллерия должна прекратить огонь, поступить в мое распоряжение и вести огонь только по моей команде. К вечеру дать связь от артиллерии на мой командный пункт — на южную окраину Кургана. И там же быть начальнику артиллерии дивизии. Другие полки нашей бригады должны быть готовы к развитию успеха и расширению прорыва с утра завтрашнего дня.