– Алонсо, о чем ты? У них на районе сто лет картина в запасниках гибнет. Если до сих пор не собрались, значит нет!
– А почему Гаврила Николаевич не едет?
– Он там уже был. Полотно в плохом состоянии. Кракелюр неслабый – потрескался не только лак, но, возможно, и красочный слой. Изображение едва просматривается. Потоп, я же говорю. Гаврила Николаевич… Вот черт! Не могу к его имени привыкнуть! Неслабое, видать, чувство юмора у его родителей! Чернышевский – сотрудник молодой, неопытный и… увлекающийся. Причем постоянно. На месте ничего не выяснил и картину не привез. Не смог, понимаешь, принять правильное решение.
«Неубедительно убеждаешь», – подумал Вовчик, пожевал ус и посмотрел в окно.
«Там хорошо, там воздух свеж, – вдруг сочинилось у него в голове, – там люди ходят цвета беж». Получилась ерунда. Вольдемар поднапрягся. «Там хорошо, там месяц май, а ты сиди тут подыхай». Получилось лучше. Он развеселился.
Заметив это, Лора пододвинулась поближе к столу, уселась поосновательнее и приготовилась стоять до конца.
– Если ты измором решила взять, – с ходу разгадал ее маневр начальник, – то я сбегу через задний проход.
– Я тебя и там достану, – пообещала Лора. – У меня работа ушами льется.
– У всех льется.
– У меня еще статья в ваковский журнал. Сроки проходят.
– У всех сроки проходят. У меня вообще скоро климакс.
– Иди к черту, Вовчик. Я не шучу.
Щеглеватых молчал, Лора поняла, что вопрос закрыт, но не могла не сделать последнюю попытку.
– Вольдемар Михайлович, – начала она, набрав побольше воздуху.
– Не поминай меня всуе, Алонсо! – начал свирепеть начальник, но остановился и продолжил уже мягче: – Ты пойми, кроме тебя никто с этим ребусом не справится. Ты, несомненно, лучший специалист по портрету восемнадцатого века. А потом, подумай, это же открытие! Найти картину, которую наши современники видели… только на картинке!
– А ты знаешь…
Договорить он не дал.
– Не знаю! Иди уже!
Лора поплелась к выходу и уже оттуда съязвила:
– Как это ты не знаешь? Ты же бог. Ты повсюду.
И показала руками.
Узнав о командировке, Ольга Тимофеевна слегка похныкала, а потом решила на время отсутствия Лолки – королевы воинов съездить в Тихвин погостить у подружки с работы, которая, выйдя на пенсию, переехала к дочери и теперь жила в большом коттедже, занимаясь воспитанием внуков и выращиванием цветов с поэтическим названием «клематисы». В «глуши забытого селенья» подруга скучала, внуки доставали ее неимоверно, кроме того, демонстрировать дивные клематисы и хвалиться селекционными успехами оказалось некому, поэтому робкое предложение Тимофевны приехать в гости было встречено с небывалым энтузиазмом.
Узнав, что за Мадам Тимофевну можно не волноваться, Лора отправилась в «поход за славой».
Тебе нужен Фриц
На месте удалось сделать немного. Лора пропахала картину вдоль и поперек, просветила, изучила все документы, но, вопреки утверждению восторженного Чернышевского, определенного мнения не составила. Оборудование в музее было «времен очаковских и покоренья Крыма», а значит, для дела не годилось. Наобещав с три короба всяких чудес, написав стопку расписок, отправив и получив кучу сканов с подписью директора, Лора вернулась и сразу побежала к другу детства.
Отдышавшись, она поставила на стол тубу с картиной.
– Надеюсь, там односолодовое виски двадцатилетней выдержки? – спросил начальник, роясь в столе.
– Принимай работу, а я пошла своими делами заниматься.
– С ума сошедши, Дорочка? – из-под стола показался круглый Вольдемаров глаз. – Мне возиться недосуг. У меня малые голландцы месяц пылятся, а ты хочешь, чтобы я на рельсы лег!
Он еще немного пошуршал в столе и спросил:
– Ну, что ты думаешь? Она?
– Не знаю.
– Другими словами, ты уверена, что это не Виже-Лебрен и не Анна Строганова?
– Нет, не уверена. Изображение действительно почти точно совпадает. Сюжет, фигура модели, поза, ваза. Все есть.
– А чего нет?
– Чего-то нет. Возможно, писалась с оригинала, но позже.
– Покажи.
Вольдемар Михайлович, надев очки со вставленными увеличительными стеклами, развернул полотно и стал смотреть. Потом снял «окуляры», как он любил их называть, и еще минут пять возил по картине носом.
– Да-с. Но все равно не пойму, с чего ты взяла, что это не она? Ни хрена же не понятно?
Лора вдруг поняла, что Вовчику очень хочется, чтобы картина оказалась подлинником. Славы жаждет?
– Тебе нужен Фриц, – вдруг сказал он.
– Зачем?
– Затем, что мне эта работенка не по зубам. Вещь разрушена капитально. Пусть не на сто процентов, но… Смотри, холст весь скукоженный, лак в трещинах по всему полю, то есть процент кракелюра, как я и думал, офигенный! А тут что? А здесь и здесь? Вообще катастрофа!
– Вовчик, я не верю, что ты собираешься это на меня повесить, – заныла Лора. – Где эта сволочь Гаврила Николаевич? Чернышевский все закрутил, пусть он и канителится.
– Чернышевский слег с воспалением легких. Это месяц, не меньше. Вся надежда на тебя. Кроме того, я даю тебе наводку на лучшего спеца. Да, да, да! Лучшего! Даже я это признаю. Готов подключиться – лично уговорить его взяться за перспективное предприятие.
– Ты уверен, что перспективное?
– Нет, не уверен. Поэтому рекомендую единственного, кто сможет отреставрировать полотно, при этом так, чтобы ты могла сделать однозначную атрибуцию и прославиться в веках.
Лора ныла и канючила до последнего, потому что была уверена – неведомый Фриц ни за что не согласится работать с картиной, вернее с тем, что от нее осталось. Однако Вовчик был непреклонен.
На следующий день она потащилась в мастерскую гения. Добираться да Гатчины пришлось на электричке: шоссе было забито машинами. Реставрационная мастерская располагалась в старом доме, недалеко от дворцового парка. Лора поднялась на второй этаж и постучала в обитую дерматином дверь. Ни слова в ответ. Она поискала глазами звонок. Не нашла и постучала громче. Снова тишина. Лора потянула за ручку. Дверь легко и бесшумно открылась. В угловой комнате было пять больших окон и столько света, что пришлось приложить руку к глазам козырьком, чтобы иметь возможность рассмотреть хоть что-нибудь.
– Здравствуйте, – наугад сказала она.
Что-то качнулось сбоку.
– Вот черт! – низким голосом сказал кто-то невидимый за ширмой, стоящей в правом углу.
– Извините, мне нужен Фриц!
– Кто?