…Женщина — ссора — брошенные в запале слова — пощёчина — ответная оплеуха — захлопнутая дверь — долгая ругань на площадке — блуждание под дождём — звонок приятелю — выпивка — поход в Комок за добавкой — гуляем — собирался подарок ей, дуре, сделать — лучше пропью…
Я постоял, глядя на лунное кольцо, вдыхая тёплый влажный воздух. Дождя уже не было, и то ладно, только кое-где высыхали лужи.
Дома.
Дома, на Земле.
Совсем рядом мой дом, мама и папа.
Ещё ближе Гнездо. Там Дарина.
Где-то на соседней улице проехала машина, потом пронёсся мотоцикл. Снова наступила тишина.
Я понял, что стою и беззвучно плачу.
Я вернулся, но ничего не закончилось и ничего не изменилось. Инсек захочет, чтобы я убрался с Земли.
Может, мне так и делать?
Туда-сюда. Земля-Саельм. Саельм-Земля.
— Совсем тебя расколбасило, — сказал мужчина, выходя из Комка. Его заказ весело позвякивал в сумке, а сам мужчина явно подобрел. — Коньяк будешь?
— Нет, — сказал я, вытирая лицо. — Но спасибо.
И пошёл к Гнезду.
— Столетний! — крикнул мне вслед мужчина с явной обидой.
Но я даже не стал оборачиваться. Я шёл, смеялся и плакал одновременно.
Два дня назад, на планете Трисгард, населённой розовокожими четырёхпалыми людьми, где-то за немыслимые парсеки от Земли, я бежал по коридорам исполинского дирижабля, падающего в открывшийся между океаном и небом портал. Изменённые, воюющие за Прежних и Инсеков, испепеляли друг друга в скоротечных схватках, а стража, бывшая когда-то маленьким сыном Виталия, уводила глайдер прочь. Комендант Мар и локальный тактик Ди направляли дирижабль в огненный столб, искупая свои ошибки и промахи…
Коньяк, говоришь? Столетний? С женщиной своей помирился бы лучше, балбес.
Я дошёл до Гнезда. Постоял, глядя на слабо проступающие под паутиной буквы. Гнездо меня не чувствовало — потому что я так хотел.
«Тихо, — попросил я, открываясь. — Тихо, свои…»
Нахлынуло — тяжёлой, валящей с ног волной, ледяной и обжигающей одновременно. Гнездо незримо ощупывало меня, принюхивалось, будто брошенный пёс, дождавшийся хозяина и не знающий, радоваться ему или обижаться.
«Всё, всё, я дома…»
Я поднялся по ступенькам. Толкнул дверь.
Темно, тепло, тихо.
Мягко.
Прелые запахи.
У меня чуть ноги не подкосились — от усталости и нервов.
Из темноты беззвучно выступила стража. Какая-то мелковатая, видно, совсем недавно прошла Изменение.
— Призванный Макс, — сказала стража.
Я кивнул.
— Ты вернулся на Землю, — стража помолчала. — Это хорошо?
— Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, не очень. Но я вернулся.
— Ты меня помнишь?
Я внимательно посмотрел на стражу. Конечно, я сейчас вижу в темноте гораздо лучше, чем человек. Но стражи так сильно меняются…
— Играешь на пианино? — спросил я.
Стража, ещё недавно бывшая человеческим мальчиком, покачала головой:
— Стало неинтересно.
— Понимаю.
— У нас тридцать куколок, — похвасталась стража. — Два монаха, только они сами ещё не очень умные. Шесть стражей, восемь жниц. Хранитель.
— Дарина? — спросил я, хотя мне было очень страшно это произнести.
— Пока Дарина. Но скоро хранителем станет Лю. Она очень хочет. Из окна выпрыгивала, чтобы к нам отвезли.
— А, — сказал я, вспоминая. Как же давно всё это было. — Вот ведь глупая.
— Девчонки, — сказала стража с неизжитой ещё мальчишеской заносчивостью. — Ты пойдёшь к Дарине?
Я кивнул.
— Иди, — сказала стража. — Она грустная очень. Она обрадуется, когда ты придёшь.
— Спасибо… — я на миг задумался и вспомнил. — Спасибо, Рома.
— Ро, — поправила меня стража. — Теперь я Ро.
Я похлопал его по руке и пошёл вглубь Гнезда. Потом сообразил, остановился.
— Хочешь шоколадку?
Конечно же, он хотел.
Я шёл по Гнезду, мне даже странным казалось, что раньше я здесь плутал. Голос Гнезда, возбуждённый и растревоженный, сопровождал меня. Надеюсь, Дарина его не слышит.
Дверь в каморку под лестницей была прикрыта, но не заперта, как это принято у Изменённых. Я постоял, собираясь с духом.
И вошёл.
Дарина спала. Лежала на полу, на накиданных друг на друга матрасах, затянутая в чёрный комбинезон жницы. Изменённым требуется куда меньше времени на сон, порой они просто лежат с закрытыми глазами, погружённые в лёгкую дрёму, но сейчас Дарина действительно спала, я это чувствовал. Рядом с ней лежала открытая книжка, тускло светила включённая в розетку настольная лампа с выкрученным на минимум диммером.
Я постоял, глядя на неё. Она была такая хрупкая и беззащитная. Я вспомнил, что боялся её, когда первый раз обнял. И как она отдалась мне в пустом разрушенном Гнезде. Как светились её глаза — восторгом и страхом.
Я ведь даже сам не знаю, в какой момент понял, что люблю её.
Поставив пакет у дверей, я очень тихо присел рядом с Дариной, потом лёг, обнял её. Дарина пошевелилась, я замер, но она продолжала спать.
Тогда я закрыл глаза и тоже уснул.
Вложенная Фортом память вновь догнала меня во сне.
Наверное, это было какое-то виртуальное пространство — пузырь из света в чёрном космосе. Где-то далеко-далеко в стороне синей каплей мерцала Земля, рядом серой запятой — Луна.
Инсек стоял на задних лапах, паря в облаке света. Нижняя часть его туловища мерцала красным, будто ошпаренная. Напротив него, раскинув руки, замерла человеческая фигура, вся из колеблющегося тёмного пламени.
Вначале я подумал, что они сражаются.
Потом понял, что битва уже закончилась. Точнее — была остановлена.
«НЕПРИЕМЛЕМОЕ ПОВЕДЕНИЕ».
Я не видел Высшего, но знал, что он здесь. Это он остановил битву за Землю. И боеголовки ракет превратил в свинец тоже он.
«Мы защищаемся».
Это Прежний.
«ЗЕМЛЯ ИМЕЕТ СТАТУС КОЛОНИИ. ГЕНОЦИД ЗАПРЕЩЁН».
Прежний не пытался спорить. Высший оставался бесстрастным, но мне показалось… быть может, только показалось, что он разозлён. И почему-то даже испуган.
«Прошу разрешить мне опеку над человечеством, как над взятой с боем культурой».
Это Инсек.
«Согласны».
Это Прежний! Что? Он сам согласился?