— Почему вы взяли с собой куклы памяти детей?
— Вы же их не выкинули вместе с одеждой? — ответил я вопросом.
Амонд смутился.
— Нет, конечно… мы же не варвары… но ведь ваши дети живы.
Я не стал говорить, что дети Джагерда мертвы, — как и он сам, скорее всего.
— Был уверен, что не вернусь, — сказал я.
Амонд кивнул.
Ответ был правильный. Отправляясь на войну или в опасную экспедицию, тэни брали с собой куклы памяти, это допускалось.
— Мы не собираемся вас убивать, Джагерд, — сказал Амонд смущённо. — Что вы! Ваше открытие чудо. И вдвойне чудо, потому что своевременно. Шантажировать захватчиков кристаллом, который мы не сумеем использовать, крайне проблематично. Шантажировать понятой и принятой сущностью — совсем другое.
Бедный Амонд! Он не понимает — смысл по сути своей одноразов. Он как спичка, вспыхивает и гаснет. Сгоревшая спичка не имеет ни смысла, ни ценности…
— Мы заплатим все обещанные деньги, — продолжал Амонд. — И премьер подтверждает обещанный титул…
Так вот оно что, вот откуда размах! Это не просто группа заговорщиков, это какая-то правительственная программа, созданная под принесённый чужаками кристалл!
Всё ещё хуже, чем могло быть!
Инсеки сочтут произошедшее бунтом, если я не верну кристалл… страшно разочаровав тэни, но спасая их от сурового наказания.
Но я ведь в любом случае не уверен, что смогу вытащить из кристалла смысл. То, что удалось Джагерду один раз, не обязательно повторится… тем более, что я не Джагерд. Каким бы допросам его ни подвергали Изменённые, какой бы химией ни накачивали, но я всё больше сомневался, что он сказал всё.
— Если вы чувствуете себя нормально, Джагерд…
Я мог бы и отказаться.
Меня ведь накачали наркотой, несколько часов везли в ящике… Можно было бы сказать, что нужно поспать, отдохнуть. Вдруг Изменённые поймут, где я, и выйдут на связь…
А хочу ли я этого?
Появления Мар в окружении стражи, захвата дирижабля, передачи кристалла Инсекам…
— Знаете, я на удивление хорошо себя чувствую, — сказал я. — Возбуждение от происходящего, полагаю. Вряд ли удастся сейчас уснуть.
Амонд резко встал.
— Тогда пойдёмте! Не будем же медлить!
Гондола дирижабля и впрямь была громадной, вполне соизмеримой с большим речным теплоходом. А ведь мы, как я понял, оставались в пределах второго салона, где-то был ещё как минимум первый и помещения экипажа, и всякие механизмы, приводившие исполинский лайнер в движение.
Коридоры были полны тэни, большей частью солдатами. Нет, формы они не носили, но одинаковое оружие — короткоствольные автоматы с гранёными стволами, громоздкие коробки раций на поясе, выправка, чёткие выверенные движения, негромкие команды — всё это не оставляло сомнений. Нас сопровождал, то ли охраняя, то ли конвоируя, какой-то крутой спецназ. Дверь одной каюты была приоткрыта, и я заметил не то маленькую пушку, не то здоровенный пулемёт, установленный напротив иллюминатора. Они реально готовились отбивать воздушные атаки!
Интересно, кто такой Амонд? Вряд ли учёный, но и на военного не похож. Скорее всего, какой-нибудь разведчик, специалист по инопланетянам. Или политик. Или и то, и другое.
Судя по всему, мы прошли в переднюю часть гондолы. Там ожидаемо находился огромный зал — смесь ресторана, обзорной площадки и, кажется, музыкального салона. Но сейчас большая часть роскошной мебели была сдвинута к широченным окнам, а в центре, на освободившемся месте, стояли лабораторные столы. Колбы, реторты, змеевики, урчащие и булькающие стеклянные трубки… Всё это смахивало на лабораторию безумного учёного из кино. Впрочем, последний раз я такую аппаратуру видел на уроке химии в школе. Может, это всё так и должно выглядеть, и земные химические лаборатории столь же причудливы?
У столов ждали двое мужчин и женщина тэни. В глухих голубых халатах, застёгивающихся на спине, в респираторах с прозрачным щитком, прикрывающим глаза. Впрочем, при моём появлении они респираторы сняли.
— Действующий мастер Джагерд… — со смесью почтения и хорошо скрытой антипатии приветствовал меня один из мужчин, самый пожилой. — Очень рад вас видеть.
— Вы же знакомы с почётным академиком Вевидом? — невольно пришёл мне на помощь Амонд.
— Рад вас видеть, — сказал я.
— Адъюнкт-профессор Нарсби, — представилась женщина. Она была помоложе, но тоже в годах.
— Профессор Морир, — назвался третий, самый молодой, лет, может, сорока. — Вы вряд ли обо мне слышали, действующий мастер, но позвольте уверить вас в моей компетенции. Большей частью я работал по закрытым программам правительства.
Я поздоровался с ними. Но смотрел сейчас не на них. И не на два десятка солдат, застывших у окон с автоматами в руках.
В самом конце салона, там, где гондола выступала вперёд прозрачным пузырём, стояли Изменённые.
Их было семеро. Четыре стражи, две старшие стражи и локальный тактик в травянисто-зелёном комбинезоне.
Как же так, их ведь тринадцать! Разделились?
— Это наши… союзники, — поймав мой взгляд, сказал Морир с лёгкой запинкой. — Они вполне дружелюбны.
Стражи остались на месте, а локальный тактик, с копией чьего сознания я говорил в Форте, подошёл к нам.
Конечно же, локальный тактик сейчас не походил на того парнишку. Он был куда человекообразнее стражи, почти как хранители или жницы. Но всё-таки слишком высокий, длиннорукий, с заострённым лицом и совершенно лысой головой. В сочетании с явной молодостью лысина смотрелась жутковато, будто локальный тактик болел чем-то страшным. Зато он выглядел мужчиной даже больше, чем в том образе, в котором я его впервые увидел.
— Меня зовут Ди, — сказал тактик. — При рождении звали Дилан, но мы утрачиваем имена вместе с первоначальным видом.
А я ведь даже не знал его имя…
Ди смотрел на меня испытующе, недоверчиво и не скрывая этого.
— Вы тот самый биохимик? — продолжал Ди.
— Простите, я не понимаю вас, — сказал я, виновато улыбаясь.
Локальный тактик заговорил со мной по-немецки!
— О, извините мою неловкость, — Ди мгновенно перешёл на язык тэни. — Я представился, моё имя Дилан, но правильнее будет звать меня Ди. Я вроде как командир нашего маленького отряда…
Он помолчал.
— Нас было больше. Но не все оказались готовы восстать и прийти на помощь вашему народу. Трое воспротивились, двое погибли в бою с ними. Мы потеряли пятерых товарищей.
— Мои соболезнования, — пробормотал я. Пятерых? А где же ещё один?
— Я говорю об этом лишь потому, — сказал Ди, — что вы должны отринуть предубеждения. Мы союзники. Мы не одобряем то, что делают с вашим миром, и дорого заплатили за своё решение.