Молотов почти перешёл на крик, и я, привстав, легонько ударила его по щеке.
– Цыц. Не ори, мы на работе, а не в борделе.
Он молчал, глядя на меня уже спокойнее, но всё равно весьма хмуро.
– Опять твои «почему», – я ухмыльнулась. – А ты ведь не понял ничего из того, что я говорила тогда в машине. Признался мне в любви и ждал, что я брошусь на шею. Извини, Лёш, но ничего не получится – я же сказала, что должна чувствовать к тебе то же самое.
– А ты не чувствуешь? – вздохнул он. В этом горестном вздохе мне опять почудились отголоски той игры, что была в пятницу.
– Нет, извини.
– А что мне сделать, чтобы почувствовала?
– Перестать напирать на меня! – я нахмурилась. – А то ты меня в прошлый раз чуть по машине не размазал. Ещё бы чуть-чуть – и пришлось бы тебе прятать мой труп в какой-нибудь пакетик и скидывать в Москву-реку.
– Извини, – пробормотал Молотов и, смущённо пригладив волосы, улыбнулся. – А сегодня ты пойдёшь со мной на свидание? Обещаю, что не буду больше себя так вести.
– Если не будешь – пойду.
Он радостно улыбнулся. И почему-то я поняла, что на этот раз он искренне рад моему ответу. Осталось только понять, почему у меня в душе осталось ощущение того, что половина из сказанного Лёшей – всего лишь игра.
Но… на какую публику?
Он не обманул. Не приставал, даже за руку не брал. Правда, взгляд иногда строил такой жалобный – мол, посмотри, какой я несчастный, отвергли меня… Но я делала вид, что в упор не замечаю этот взгляд.
Только перед моим домом Молотов вдруг взял меня за руку, заставив напрячься.
– Стой, Наташ, не сердись, – он улыбнулся. – Всё хорошо, я просто… Хотел попросить у тебя кое-что. И обещаю – больше никогда не приближусь, не трону.
– Ты вроде уже обещал, – фыркнула я.
– Да, но… это сложно. Можно мне небольшой аванс? Чш-ш, не сердись. Просто поцелуй меня, пожалуйста. Хоть легонько. И всё – больше я ничего не прошу!
Я возвела глаза к потолку.
– Тебе мало вчерашних поцелуев?
– Мало, – Молотов развёл руками. Я вздохнула, осторожно подалась вперёд и слегка чмокнула его в подставленные губы. Алексей огорчённо вздохнул, но всё же выпустил меня из машины.
Мне показалось, что он действительно очень расстроился. Странно…
А на следующий день случилось то, что перевернуло мою жизнь на несколько суток. После обеда примчалась Светочка, и в таком странном возбуждении я её никогда не видела – она как будто пробежала несколько километров на занятиях физкультурой в школе и теперь тщетно пыталась отдышаться.
– Зотова… Наталья Владимировна… вы… вы…
– Светочка, – я помогла ей сесть и подала стакан с водой. – Ну, чего случилось?
– Вы, – всхлипнула она, глотнув воды, – спали с… Молотовым?
Я ждала чего угодно, только не этого вопроса.
– Чего? – чувствуя, что теряю способность соображать, выдавила из себя я. – Нет, конечно… А почему ты спрашиваешь?
Ещё один судорожный вздох, глоток воды, а потом Светочка продолжила уже более отчётливым голосом:
– Сегодня Юля вышла из отпуска. Ну, вы знаете, такая маленькая блондинка из отдела продаж, она у них ещё в комнате единственная женщина… Юля меня сейчас отловила в коридоре и сказала, что своими ушами слышала, как все её соседи обсуждали с Молотовым некий спор… И она поняла, что предмет этого спора – вы! И если он не переспит с вами до вечера пятницы, то проиграет!
Под гулкие, огорчённые удары моего сердца мозаика наконец сложилась. О споре я как-то не подумала, но тончайшие вибрации лжи, которые витали в воздухе в тот вечер, видимо, задели меня…
Я отвернулась от Светы и посмотрела в окно. Опять снег, такой белый, такой чистый… Ну почему люди не могут быть такими же? Почему обязательно, стоит только чуточку довериться, и вот – тебе обязательно воткнут нож в спину?
– Светочка, милая, спасибо тебе, – сказала я еле слышно и набрала внутренний номер Громова.
Максим Петрович, конечно, немного удивился, когда я попросила у него отгул до понедельника. Сказала, что мне нездоровится.
Мне действительно было очень плохо. Выскочив из кабинета Громова, я быстро схватила сумку и одежду (Светы в комнате не было) и поспешила к выходу.
По дороге мне не попался никто, кто мог бы меня остановить. Миновав стоянку издательства, я достала свой мобильный телефон и выключила его.
Хватит играть со мной.
Весь четверг я проспала, уткнувшись в подушку. Не ела и толком ничего не пила. Больно мне не было. Только странная опустошённость на месте, где раньше жила душа.
Единственные люди, которые никогда не предали бы меня, умерли. И глупо было ожидать честности от мужчины, которого знаешь две недели…
Но почему-то было очень пусто и противно. Я сама не считала себя человеком, но… мне казалось, что хотя бы другие люди не должны мне об этом напоминать. Мол, вот тебе, Зотова, нож в спину, ты же всё равно ничего не чувствуешь. Так, статуя.
Искривив губы в подобии улыбки, я с самого утра в пятницу отправилась гулять. Весна всё больше заполняла воздух, пьянила его собой, растекалась по моим лёгким… И если раньше я радовалась её приходу, то теперь мне было... безразлично.
Я бродила по городу, заходила в парки, скверы, сидела на стылых лавочках, кормила голубей несъедобными пирожками. В моей голове не было ни одной чёткой мысли. Есть не хотелось. Во рту ощущалась горечь, как будто я только что проглотила ложку горчицы. А вот слёз не наблюдалось… Хотя они должны были облегчить мои страдания.
В парке начало темнеть. Я поёжилась от внезапно нахлынувшего холода. Снежная королева замерзла… кто бы мог подумать!
Сунула руку в карман, включила мобильный телефон, чтобы узнать время. Шесть… Рабочий день кончился…
И тут телефон взорвался. Мне пришли оповещения о двадцати пяти вызовах от Молотова, семи – от Светочки, двух – от Антона и… почему-то три вызова были от Громова. Кстати, именно он перезвонил мне первым, как только я включила телефон.