Тринадцатый подвиг Геракла. Рассказы о Чике (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Фазиль Искандер cтр.№ 54

Чик вздохнул и стал взглядом рыться в гриве коня. Там было удобно припрятать несколько букв. Чик сильно рассчитывал на гриву, но она совсем не оправдала его надежд. Он не нашел там ни одной буквы, и взгляд его остановился на фигуре самого Олега. Внимание Чика привлек меч. Он мог сойти за букву «Т», если бы над перекладиной не торчал эфес, совершенно ненужный для буквы и для дела Чика.

Не зная, куда его деть, Чик погрузился в раздумье. Он стал теребить рукой этот ненужный эфес. Он почувствовал пальцами холод железа. Чик незаметно вытащил меч из ножен и стал им играть. Меч был очень тяжелый, и, может быть, поэтому он неожиданно превратился в шашку, после чего Чик без особых раздумий вскочил на коня, отпихнув слегка обалдевшего Олега, и помчался с чапаевской лавиной на беляков!

– Со кифале! – вдруг раздалось под самым окном.

Чик вздрогнул и очнулся. Никаких тебе беляков, никакой тебе чапаевской лавины. Он сидит за столом, а на столе все та же тетрадь. А на улице голоса ребят.

– Пеналь! Пеналь! Пеналь! – вдруг заорал Оник и побежал, боясь, что эту радостную весть у него отнимут.

– Хенц! Хенц! Клянусь мамой, хенц! – в ответ засипел Бочо, явно пытаясь догнать Оника и тем самым всем внушить, что это ошибка.

– Пеналь! Пеналь! – убегая, не давался Оник. Он был легконогим.

– Хенц! Хенц! – в отчаянии кричал Бочо, отставая. Отстал.

И тут все как-то уверились, что был все-таки пенальти.

– Считаю одиннадцать шагов!

– У тебя шаги нецесные! – Голос бесстрашного карапуза с улицы Бочо.

– Пацаны! Он говорит, у меня шаги нечестные!

– Нецесные! Нецесные!

– А честный фингал не хо?

– Попробуй!

– Я буду считать!

– Нет, я буду считать!

– Считаю!

– Не дреффь, пацанва! Я любой мяч, как пончик, схаваю!

– Я капитан! Я буду бить!

– Ты только головой играешь! Головой будешь бить пеналь?!

– Я первый закричал пеналь! Я бью!

– Ты первый закричал, а я первый заметил!

– Ты мазила!

– Пусть бьет! Я любой мяч, как пончик, схаваю!

– Бью! Тихо! Не люблю, когда под ногу говорят!

– Разогнался до центра! Нецесно! Нецесно!

– Пусть разогнался! Любой мяч, как пончик, скушаю!

– Бью! Тихо! Не мешайте!

– Гол! Гол! Восемь – восемь!

– Нецесный мяч! Нецесный мяч!

«Пацаны там веселятся, – подумал Чик, – а я должен тут искать и искать замаскированные буквы. Но и бросать нечестно… Нельзя быть безвольным, нельзя!» Чик вздохнул и снова склонился над тетрадью.

Сейчас Чик вдруг заметил то, чего раньше на этом рисунке не замечал. Конь одного из дружинников, как-то изумленно приподняв голову, смотрит на Олегова коня, словно он слышал гадание кудесника, но никак не может поверить своим ушам. А конь Олега стоял, круто опустив голову, как бы мрачно насупившись. Так наказанные дети, отплакавшись, стоят в углу, упрямо опустив голову, самой своей позой выражая несогласие с наказанием.

«Да ты что, с ума сошел! – как бы восклицает конь дружинника. – Я, например, своего хозяина никогда не предам!»

«А я что, виноват, что ли? Так положено по гаданию», – насупившись и не подымая головы, отвечает конь Олега.

«А ты не соглашайся с гаданием, а ты протестуй!» – советует конь дружинника.

«Тут протестуй не протестуй, все равно конец», – отвечает конь Олега.

Чик стал читать стихи для того, чтобы присмотреться, не было ли у коня какого-нибудь выхода. А какой может быть выход? Не впускать змею в собственный череп, когда он лежит в поле без всякого присмотра?

Чик, конечно, знал эти стихи и раньше, но никакого особого интереса к ним не испытывал. Теперь, читая их и дойдя до гадания кудесника, Чик мельком подумал, что кудесник шпион и нарочно разлучает Олега с любимым конем.

Читая стихи, Чик с удивлением чувствовал, что они оживают и оживают. Так, бывало, неохота есть, а начнешь – и неожиданно еда вкуснеет и вкуснеет.

И вдруг, когда он дошел до места, где змея, выползшая из черепа коня, обвилась вокруг Олега «и вскрикнул внезапно ужаленный князь», что-то пронзило его с незнакомой силой.

Это была поэзия, о существовании которой у Чика были самые смутные представления. В этой строчке замечательно, что не уточняется, отчего вскрикнул князь. Конечно, отчасти он вскрикнул и от боли, но и от страшной догадки: от судьбы никуда не уйдешь.

И Чик как бы одновременно с Олегом догадался об этом. И его пронзило. И дальше уже до конца стихотворения хлынул поток чего-то горестного и прекрасного, может быть, постижения непостижимого смысла жизни.

Чик чувствует какую-то грустную бессердечность жизни, которая продолжается и после смерти Олега. И в то же время он понимает, что так и должно быть, что даже мертвому Олегу приятней, что там наверху, на земле, озаренной солнышком, жизнь продолжается, река журчит, трава зеленеет.

Олег словно видит Игоря и Ольгу на зеленом холме, видит пирующую у брега дружину и с тихой улыбкой говорит:

«Конечно, друзья, мне бы еще хотелось посидеть с вами на зеленом холме, попировать с дружиной, поговорить о битвах, где мы вместе рубились, но, видно, не судьба. И все же мне приятно видеть отсюда, что вы кушаете, пьете на зеленом холме. Пируйте, пируйте! Если бы вас не было на земле, если бы вы все умерли, мне было бы здесь совсем тоскливо и одиноко».

Обливаясь сладкими слезами и не думая о том, что плакать стыдно, Чик несколько раз прочел это стихотворение, удивляясь, что слова начинают светиться и зеленеть, как трава, на которой сидят Игорь и Ольга.

Слова засияли, словно переводные картинки, промытые слезами Чика. В них стал приоткрываться какой-то милый дополнительный смысл. Чик не знал, откуда берется этот дополнительный смысл, но он чувствовал, что этот смысл появился… Неразумным хазарам… Неразумным… Неразумным… Прощающий упрек, даже улыбка прощающего упрека чувствуется в этом слове.

В каждой строчке Чик теперь улавливал слова, перекликающиеся и даже улыбающиеся друг другу тайной понимания. Сбирается. Неразумным. Буйным. Обрек.