– Армавир – это не команда, – сказал Богатый Портной, уже обращаясь к Онику, – в Армавире только семечки кушают!
Чик взял Оника под руку и отвел его подальше от всех к подножию кипариса. Оник еще был пронизан восторгом победы наших футболистов. Чик чувствовал, что очень скоро восторг его угаснет, но ничего нельзя было сделать, решалась судьба.
– Оник, – сказал Чик, – мне позарез нужно сорок копеек для одного дела.
– Но у меня нет, – сказал Оник, постепенно тускнея.
– Знаю, – сказал Чик, – но ты их должен вынуть из своей копилки.
– Из копилки папа не разрешает, – сказал Оник, окончательно загрустив.
– Знаю, – сказал Чик, – но мне позарез нужно сорок копеек. Я тебе продаю свой теннисный мяч за сорок копеек.
– А он что, уже выкатился? – оживился Оник и даже удивленно посмотрел на небо.
– Нет, – сказал Чик, как человек, придерживающийся суровой правды, – но скоро начнутся ливни, и он выкатится…
– Выкатится, – уныло повторил Оник, опять потускнев, – он целых два года не выкатывается…
– Обязательно выкатится, – сказал Чик уверенно, – ведь больше ему некуда деться.
Оник уныло посмотрел на синее небо.
– На небе ни одной тучки, – сказал Оник.
– Правильно, – сказал Чик, – но что это значит?
– Это значит, – сказал Оник, – что погода хорошая и дождя не будет.
– Нет, – сказал Чик, – это значит, что скоро будет дождь.
– Почему? – удивился Оник.
– Как же ты не понимаешь, – сказал Чик, – раз уже столько дней погода хорошая, значит, скоро должен пойти дождь. Не может же быть все время хорошая погода?
– Все-таки неизвестно, выкатится мяч или нет, – сказал Оник.
– Выкатится, – повторил Чик убежденно, – ему больше некуда деться… И вот что… Если тебе жалко денег, так я у тебя потом выкуплю мяч, и получится, что ты все это время бесплатно пользовался моим мячом…
– А когда выкупишь? – оживился Оник.
– Не знаю, – сказал Чик честно, – но ведь чем дольше я не буду у тебя выкупать мяч, тем больше ты будешь им бесплатно пользоваться.
– Ладно, сейчас принесу, – сказал Оник, задумавшись над двусмысленным предложением Чика. С одной стороны, вроде лучше бы Чик его быстрее выкупил, а с другой стороны, чем дольше он не будет выкупать, тем дольше можно им бесплатно пользоваться.
Оник бежал домой и чувствовал, что он сделал выгодную сделку. Он вытряхнул из копилки сорок копеек, поставил копилку на место и вернулся во двор. Он передал деньги Чику, и Чик положил их в карман. Тут Оник вспомнил, что мяча еще нет и погода не портится. Он опять загрустил, и Чик это почувствовал.
– Не унывай, – сказал Чик, щупая в кармане две двадцатикопеечные монеты, – скоро у тебя будет прекрасный теннисный мяч.
– Нет, – вздохнул Оник, – я ничего.
Остаток дня и весь вечер Чик думал о предстоящем походе с дядей Колей в школу. Он испытывал необычайный прилив нежности к дяде Коле, но не знал, как его проявить. Он бросал на него долгие взгляды, особенно когда оставался с ним наедине или когда на них никто не смотрел. Раньше обычно Чик эти мгновения использовал для того, что подразнить его. И когда сейчас Чик смотрел на дядю Колю, дядя Коля тоже смело устремлял на него свой взгляд в ожидании, что Чик его сейчас начнет дразнить. Но Чик ему взглядами старался сказать, что он его любит и никогда, никогда его больше не будет дразнить. Он также пытался объяснить дяде Коле взглядами, к какому большому и важному делу он приставлен Чиком.
Но дядя Коля его взглядов не понимал. Он только знал, что раз Чик стал на него глазеть, то, значит, Чик собирается его дразнить. И он готовился к обороне, слегка подобравшись и глядя на Чика твердым, почти не мигающим взглядом. В конце концов кроткий взгляд Чика дяде надоел, и он, решив, что этот кроткий взгляд – новый способ издевательства, упрощенно пожаловался бабушке:
– Мальчик смотрит.
– Уж и посмотреть на тебя нельзя, – сказала бабушка и слегка хлопнула дядю по спине.
На следующий день перед началом занятий Чик воспользовался моментом, когда дядюшка был вне поля зрения взрослых, подошел к нему и показал свои деньги. Дядюшка очень заинтересовался деньгами и, наклонившись, внимательно их рассмотрел.
– Лимонад, лимонад, – громко сказал Чик и, махнув рукой, дал ему знать, что он может пойти с ним в магазин и выпить лимонаду.
– Лимонад? – обрадованно переспросил дядюшка.
– Лимонад, – подтвердил Чик и положил деньги в карман.
– Пошли, – сказал бодро дядюшка по-турецки и добавил по-русски: – Мальчик хороший.
Они спустились со второго этажа во двор, и Чик, знаком остановив дядюшку, забежал домой за портфелем и пиджаком отца. Чик заранее завернул в газету этот пиджак и собирался по дороге напялить его на дядю. Чик считал, что в пиджаке у дяди будет более солидный, интеллигентный вид. А так он выглядел как-то несолидно – то ли деревенский пасечник, то ли сторож какого-то сада.
Чик схватил портфель и сверток с пиджаком и выскочил во двор. Он очень боялся, что мама, или тетушка, или бабушка остановят их, пока они выходят со двора. Но их никто не заметил, и они, выйдя на улицу, быстрыми шагами дошли до угла. У дядюшки был тот целенаправленный вид, какой у него бывал, когда они шли на море, на базар или в баню.
На углу Чик развернул сверток и подал пиджак дяде. Дядюшка с удивлением оглядел пиджак.
– Черим-баба? – догадался дядюшка, что пиджак принадлежит отцу Чика. Так он его называл.
– Надевай, надевай, – кивнул Чик.
– Колю ругать? – спросил дядюшка, имея в виду, что без спросу надевать чужие вещи не положено, хотя он очень любил всякую обновку.
– Нет, нет, – замотал головой Чик, а потом утвердительно закивал: можно.
– Можно? – спросил дядюшка, склоняясь надеть пиджак и радостно глядя на него.
– Да, да, – сказал Чик и подал ему пиджак.
Дядюшка надел пиджак и взволнованно оглядел его. Он сунул руки в карманы и вынул из одного из них платок. Тут взыграла его обычная брезгливость; пиджаку он был рад, но грязный платок ему был ни к чему.
– Гадкий, – сказал он по-турецки и, держа платок двумя пальцами, вручил его Чику.
Чик молча положил платок в карман, и они подошли к магазину, где торговал толстый продавец Месроп.
– Дядя Месроп, две бутылки лимонада, – сказал Чик и, стукнув монетами, положил их на прилавок.
Дядюшку распирала гордость и от предстоящего лимонада, и от нового пиджака.
– Черим-баба, Черим-баба, – сказал он продавцу, хлопая себя ладонями по груди и показывая, что отец Чика подарил ему новый пиджак.
– Хороший, хороший, – сказал Месроп, знавший дядю Колю, и показал ему большой палец в знак высокой оценки пиджака.