– Слушай, ну я же тебя понимаю, – всплёскиваю руками. – Например, я люблю семью, скучаю по ним, но жить вместе, если честно, не хочу. Мы просто разные. И обществом такое моё отношение тоже не одобряется. Так что я могу понять, почему ты не хотел встречаться с Марой, даже когда чувства ещё оставались. Мне кажется, это нормально. И уж тем более нормальным мне кажется не цепляться за мёртвых, а думать о своей жизни.
Схватив Санаду за руку, наклоняюсь ближе, его дыхание касается моих губ.
– У тебя очень хорошая реакция на невзгоды, – поясняю тихо. – Правильная. Я бы не смогла жить с мстительным маньяком наподобие Танарэса. Ты же сам видишь, что он неадекватен чуть менее, чем полностью. Неужели ты хочешь быть таким?
– Нет, конечно, – почти шепчет Санаду.
– Тогда прекрати маяться дурью и переживать о том, что ты недостаточно мстительный и депрессивный. Жизнь – это лучшее, что может случиться, и ею надо наслаждаться назло всему. Так что давай поцелуемся, и ты как-нибудь плюнь на эту иллюзию, чтобы она уже развеялась, а то нам пора искать выход.
Обхватив Санаду за шею, я подтягиваюсь выше и, уткнувшись носом в чёрные пряди, вдохнув такой головокружительный аромат его кожи, шепчу на ухо:
– Я люблю тебя…
И прежде, чем Санаду успевает ответить, затыкаю его поцелуем. Несколько секунд он ещё пытается что-то сказать, но я не уступаю, и в момент, когда Санаду прекращает сопротивляться и расслабляется в моих объятиях, моё сердце сладко ёкает, а по телу разливается истома.
Крепко обняв меня за талию, Санаду перехватывает инициативу, углубляя поцелуй. Его язык, губы, руки – меня опаляет огнём, голова кружится, сладостная дрожь накатывает, выбивая все мысли.
А когда мы с Санаду, хрипло дыша и вздрагивая, отрываемся друг от друга, нас заливает сияние двух лун, и под ногами пружинит мох.
– Ну вообще! – фыркает кто-то.
Дёрнувшись, мы с Санаду оглядываемся: грибы рояться на краю поляны. Много-много недовольных грибов.
– У них тут испытание, а они сосутся! – возмущается гриб с бородой.
– Постыдились бы детей! – пискляво восклицает грибочек с накрашенными губами.
– Охальники! – взывают несколько сморчков.
А следом за ними вой поднимают все многочисленные грибы.
Мы с Санаду переглядываемся. Говорящие грибы – это намного лучше, чем то, что показывала иллюзия, и облегчение накрывает нас с головой – одно общее на двоих. У Санаду дрожат губы, а глаза весело блестят, у меня дёргаются уголки губ.
– Спасибо, – тихо выдыхает он и придвигается к моему уху. – Я люблю тебя.
Санаду целует меня в шею, что вызывает ещё больше грибного возмущения.
Мы оглядываем поляну… и начинаем хихикать.
Глава 47
Поляну мы покидаем под крики грибов. У некоторых от негодования аж шляпки срывает, но от столь бурной реакции нам с Санаду только веселее – так хорошо убраться из иллюзорного кошмара.
Держаться за руки.
Иди дальше.
Надеяться на лучшее.
Ощущать невероятное единение.
И трепет нежности в сердцах.
Даже однообразный ненормальный лес кажется не таким неправильным, как прежде. При определённом настрое дорожка между исполинских стволов, сияющие цветы и плоды выглядят вполне романтично.
Но когда прогулка затягивается более, чем на час, а конца и края ей не видно, даже вампирская выносливость не делает дорогу легче.
Так же как раньше наше с Санаду воодушевление признаниями в любви и освобождением из иллюзии усиливалось ощущением друг друга через кровь, так и теперь это взаимное ощущение друг друга раскачивает нарастающую тревогу.
Лес не заканчивается.
Полян с испытаниями – и тех не видно.
А время идёт.
И не только от нас двоих зависит выживание: вдруг, пока мы тут бродим, Мара умрёт?
– Может, всё же возможно как-то телепортироваться? – я крепче сжимаю наши с Санаду переплетённые пальцы. – Я же как-то смогла ощутить тебя через кровь и попасть к тебе, а ты когда-то пил кровь Мары.
– Я её практически не чувствую сейчас, – качает головой Санаду. – К тому же всё равно технически ты не могла телепортироваться сама.
– Но я телепортировалась, – закатывая глаза, невольно отмечаю красоту распустившихся над нами цветов. – Иначе как объяснить то, что я попала к тебе?
– Возможно, тебе помог рыжий приятель? – предполагает Санаду.
Я только вздыхаю. Да, может, это Антоний вмешался, но вдруг наше сильное желание оказаться рядом с Марой или притянуть её к нам сработало бы?
Кошусь на Санаду.
Но вдруг я действительно не могла переместиться? Сижу на одной из полянок, а всё происходящее мне только кажется.
Но, с другой стороны, мы с Санаду обменялись кровью при поцелуе, и ощущения были точно такие, как при таком обмене. Я кровью чувствую, что рядом со мной именно Санаду.
Он тоже косится на меня и мягко улыбается:
– Мы как-нибудь справимся.
– У нас нет иного выбора, – соглашаюсь я.
Нарастающая тревога вынуждает нас ускорять шаг, крепче сжимать переплетённые пальцы.
Не сговариваясь, мы переходим на бег.
***
Теперь, когда бежим, наконец, появляются поляны. Или они просто следствие нашего волнения. Но некоторое время мы успешно минуем их прежде, чем коварные иллюзии успевают исказить пространство и запереть нас в себе.
Счастливый бег без испытаний прерывает случайность. Или не случайность, а подлянка полянки: я спотыкаюсь о корень. Санаду подхватывает меня, не позволяя распластаться на земле, но этой задержки достаточно, чтобы окружающие поляну деревья сомкнулись, образуя стены квартиры в знакомых обоях с бежево-серыми котиками.
Поддержавший меня Санаду ставит меня не на мох, а на пробковый ламинат – экологически чистый, тёплый и всё такое. Марку Аврелию он нравился.
Стискивая ладонь Санаду, оглядываю гостиную с тёмной мебелью и деревом в углу. Дерево это, спиленное в лесу и отшлифованное, здесь устроено для моего бельчонка – дедушка делал, тот самый, что его команде «тост» научил.
Ностальгия щемит сердце…
Вдруг меня так захлёстывает желанием рухнуть на диван перед телевизором и просто повтыкать в какую-нибудь земную ерунду, что ноги подгибаются.
Надеюсь, испытание заключается не в соблазне отдохнуть, потому что мы тут, по ощущениям, уже сутки носимся, и если физически я бодрячком, то морально хочется передышки. Отказаться от неё будет трудно.
Санаду оглядывает комнату. Отмечает и дерево для Марка Аврелия, и журналы эзотерического содержания на столике, возможно даже добротность мебели способен оценить, всё же он был на Земле.