Стальная игла оттягивается с пальца вместе с мизерной капелькой крови.
Всего миг для её получения – но кажется, что за него пролетела целая жизнь. И Санаду по собственному опыту знает: Ника чувствует то же самое. Чувствует, что он забирает себе её частичку, но ничего не даёт взамен.
Сжав мгновенно исцелившийся палец в кулак, Ника зябко поводит плечами. Санаду телекинезом набрасывает на неё тёплый плед.
– Спасибо, – голос у него тоже тёплый, как и полагается хорошему парню, вынужденному делать не очень хорошие вещи ради всеобщего блага.
Ника на него не смотрит, но кивает.
– Это не продлится долго, – обещает Санаду.
Капелька висит на острие, острие – над его ладонью. Санаду стремительно выходит, но не для того, чтобы скорее избавить Нику от напоминаний о случившемся, нет: для того, чтобы за дверью скорее положить эту мизерную капельку на язык и ощутить прилив… сил, юной жизни, магии.
Ну и тягу к сладкому заодно. Но это мелочи.
Борясь с нахлынувшей наркотической бодростью и неуместной радостью, Санаду вприпрыжку спускается на первый этаж своего академического особняка и через кухню (подхватив кексик) под раскатистое «Хр-р-р-р» сбегает в погреб. Погреб маленький в сравнении с дворцовым в кантоне, но с приличным количеством полных бочек и бутылок.
Точнее, это количество было приличным раньше (да буквально вчера!), а не теперь, когда погреб содрогается от титанического сдвоенного храпа.
Рядом с разбитой бочкой, развалившись пузом на меховом покрывале (так и не отправленном Риэль Аранской – что на взгляд Санаду благотворно скажется на выживании одного медведеоборотня), храпит демонокот Шаантарэн. На его мохнатой голове сверкает пяткой ножища Дариона. Вторая нога, в сапоге, почти не видна под подбородком Шаантарэна со стекающей дорожкой слюны. Дарион лежит на спине. Одна его рука стискивает три из семи хвостов. Вторая крепко прижимает к груди мятые листы, криво исписанные советами Клео об отношениях.
– Как жаль, что здесь не держат фотоаппаратов, – вздыхает дожевавший кексик Санаду. – Такая композиция пропадает!
Его мучает, прямо терзает проблема выбора: принести сюда колонку и врубить тяжёлый рок или сходить за кастрюлей побольше и побить поварёшкой по её дну над головами похмельных?
Оба варианта Санаду чертовски нравятся!
Глава 10
В этот раз просыпаюсь рано утром. Так мне кажется по голубоватому свету, разливающемуся в спальне особняка Санаду.
Раскинув руки, блаженно потягиваюсь: я выспалась и, в отличие от вчерашнего, не пролюбила сегодняшний выходной, есть повод радоваться.
Сегодня я могу делать что угодно (в рамках законов, конечно): гулять, читать, спать (вряд ли: вчера отоспалась). Отмокать в ванне. Даже в ванне Санаду: нанятые им работники вернули её на законное место… Написать письмо-претензию Танарэсу с просьбой не втягивать меня в сомнительные авантюры. Или с просьбой повысить гонорар, если он планирует использовать меня наживкой для вампирши-маньячки (а что он не знает о её слишком высоком для реакции на меня самомнении, так это его проблемы).
Можно провести время с Марком Аврелием. Или поучить с Антонием нормальный алфавит.
А ещё можно привлечь к выходному Санаду: он способен устроить незабываемую экскурсию не только по барам и винным погребам. Наверняка каменными деревьями на границе Лофтийского кантона и эльфийского леса достопримечательности Эёрана не ограничиваются. Главное, смотреть, что пьёшь.
В общем, по здравому размышлению я решаю начать с купания, только сначала сделать две чашечки кофе. Одну мне для радости, вторую на случай, если потревожу Санаду.
Накинув шёлковый халат на провокационно кружевную сорочку, принимаюсь за воплощение плана. И нет, в обнесении магазина мне участвовать не довелось: Санаду много чего купил, не выдержав моих жалоб на просто сердцеразрывательно пустую гардеробную. По крайней мере, именно так одежду с бельём объяснил Санаду, а если приврал – не виноватая я.
Особняк очень тих этим утром, в противовес вчерашнему дню, когда здесь, к моему удивлению, обнаружился Шаантарэн. Я совершенно не помню, где и когда мы его подцепили, но судя по похмелью, компанию он составлял нам долго. Шаантарэн вскоре убежал за цветами для меня, но по пути, похоже, потерялся
На автомате я достаю всё для кофе, включаю плиту. Воду – в турку, пока греется – перемолоть кофе. Добавить. Дождаться набухания кофейного пузыря… Я выспалась, потребности в бодрящем напитке нет, но эти простые действия помогают собраться, навести порядок в мыслях.
Что же делать сегодня? На что потратить драгоценный выходной?
Закончив с приготовлением кофе, я с двумя чашками, попутно отпивая свою порцию, поднимаюсь на второй этаж. Ноги приятно утопают в изумительно мягких коврах, гасящих звуки шагов. Перед комнатой Санаду я задерживаюсь и, помедлив, тихо стучу лбом. Ответа нет.
Изогнув кисть, запястьем надавливаю на изящную кованую ручку и заглядываю в притаившийся за дверью сумрак.
Портьеры медленно надуваются, подсказывая, что окно открыто. Как и сквозняк, ударивший по босым ногам. Сквозняк сильнее дёргает полотна ткани, вынуждая их раздвинуться и пропустить в комнату лучики холодного утреннего света.
Этот свет выхватывает на простынях бледную, почти сливающуюся с ними спину с тёмным узором вдоль позвоночника. Чёрные волосы почти полностью прячутся под вторую подушку, а первую Санаду обнимает во сне, уютно приткнувшись на неё щекой.
Мгновение я медлю, но Санаду достаточно прикрыт одеялом, так что проскальзываю внутрь: он ведь сейчас ванну не использует, я успею сделать свои дела.
На цыпочках крадусь к его постели, неотрывно вглядываюсь в лицо, ища на нём следы скорого пробуждения. Но лицо Санаду безмятежно. А я просто хочу поставить чашку кофе ему на тумбочку – как знак, что я здесь. Ну и плату за аренду ванны.
Я уже почти дохожу до кровати, как вдруг Санаду морщится. Прорезается между сдвинутых бровей тёмная линия, губы приоткрываются, обнажая острый клык.
Я почти не дышу. Сердце стучит где-то в горле. Мне как будто страшно. Но… это не страх. Меня охватывает не леденящий холод, а щекотный жар. Жар снова подступает к лицу, но его главное средоточие вовсе не в голове, а ниже – ниже задрожавшей в моей руке чашки.
Это желание.
С судорожным вдохом Санаду переворачивается на спину. И прежде, чем я успеваю сообразить, мой взгляд соскальзывает с его лица – по груди, животу… Жаром меня накрывает по самую макушку, глаза распахиваются шире. Дрожь прокатывается до кончиков моих пальцев, тёмные капли кофе стекают по стенкам чашки, падают на ковёр, но я отмечаю это лишь краем глаза.
Потому что основное внимание сосредоточено на том, на что направлен взгляд, и мурашки волнами разбегаются по моему телу, вязнет во рту слюна. Сердце стучит неожиданно тяжело.