Но это пламя выжигает не только воздух, оно выжигает саму магию. Потому что Танарэс, как и Санаду, архивампир, и они одинаково интенсивно вытягивают магию из мира для своих заклятий и жизни, на арене сейчас резко снижается магический фон.
Дурное предчувствие Санаду сильнее щекочет спину, холодит внутренности: ему кажется, эта внезапно мощная огненная сфера, пытающаяся отрезать его от магии, сжать его и испепелить, не последний сюрприз дуэли.
Не отвлекаясь на противное жжение, Санаду подтягивает ноги к груди, уплотняет и щит, и телекинетические щупы, превращая себя в твёрдую-твёрдую косточку в сердцевине пламенной сферы. От огня телекинез не поможет, но если Танарэс попытается ударить физически…
Словно каменная плита падает сверху, вбивая спрятавшегося под щитом, окутанного огнём Санаду в песок арены.
Давление налегает со всех сторон: и сверху, и по бокам, и снизу, словно поверх огненной сферы наложена каменная и теперь сдавливает, пытается сплющить внутри, словно гигантским прессом.
Трещит огонь, чуть темнеет, но продолжает жечь даже сквозь дрожащий от напряжения щит Санаду. Его лёгкие горят от нехватки кислорода, а свободной магии внутри огненного кокона всё меньше, он остро чувствует, как чужое заклинание поглощает последние её крупицы.
Дуэль назначена не до смерти, и в такой явно критической ситуации её должны остановить, но пресс огня и земли продолжает давить Санаду в попытке проломить его щит…
Время уходит невыносимо долгими секундами – или Санаду так лишь кажется, ведь у него не должно оставаться сил на ускорение. Его лёгкие пылают. Понимая, что выбраться самому будет трудно, Санаду концентрирует несколько телекинетических щупов в одной точке, чтобы пробить хотя бы небольшой канал для воздуха.
Сосредотачивается.
И вдруг понимает, что, хотя эёранской магии рядом с ним практически нет, голода он не ощущает.
Рефлекторно Санаду прижимает ладонь к тому месту, под которым когда-то давно располагался его человеческий магический источник, впоследствии занявший всё тело, преобразуя его в вампира.
Нет, в том месте не ощущается позабытое тепло генерирующейся телом магии.
Но в то же время Санаду сейчас чувствует себя магом, у которого есть своя собственная, а не вытянутая из мира, магия.
Странное-странное, немного тревожное чувство.
Неожиданное.
Эта магия чужда ему и не слишком послушна. Управлять ею – всё равно, что пытаться телекинезом корректировать схождение лавины: вроде бы и влияешь на неё, но как-то не очень.
Этой странной, неповоротливой, чуждой магией Санаду пробивает канал, чтобы вдохнуть немного горячего, но такого живительного воздуха.
Лёгкие продолжает жечь, но не так остро, как прежде, а Санаду остаётся в коконе из телекинеза и чуждой силы, пока пламя и земля давят на его защитную скорлупу, не в силах её пробить.
«Любопытно», – мысленно обозначает Санаду.
Он прекрасно понимает, что эта новая сила не может быть ничем иным, кроме магии дану. Вот только у него не должно быть магии дану здесь, в Эёране.
«Странно это как-то», – продолжает размышлять Санаду.
К тому же он отмечает, что эта магия… по своему устройству не похожа на вампирскую: она похожа на человеческую. Но почему так? Санаду не очень понимает, ведь изменившие их дану видели только трёх вампиров, у них не было опыта для модернизации их по человеческому магическому типу.
Или у дану были контакты с людьми?
Или дану взяли пример со сдвоенного магического источника Клео – как примера совмещения двух разных магических типов: человеческого и вампирского?
Толком обдумать это всё Санаду не успевает: с грохотом и треском давящий на него земляной пресс разлетается на куски, огонь вспухает и разлетается на безобидные лепестки, угасает, открывая его взору развороченную арену.
Именно развороченную: вместо песка или хотя бы каменного плато, которое этот песок обычно покрывает, вокруг Санаду валяются пласты обгорелой земли и оплавленной слюды.
С одной стороны арены стоит растрёпанный Танарэс. С другой – выпустившая когти Изрель.
Они сверлят друг друга гневными взглядами, и Санаду… Санаду просто не может не спросить:
– Я вам не мешаю? Мне можно идти?
В ответ получает двойной рык.
– Это значит «да» или «нет»? – невинно уточняет Санаду и выпрямляется, отряхивает слегка запылившуюся и немало обгоревшую одежду. – А то у меня вид неподобающий, а мне же теперь надо прилично выглядеть даже на смертном одре.
Полетевший в голову осколок сплавленного стекла Санаду отбивает щитом и телекинезом. Несколько неловко, потому что чужая и эёранская магия требуют разного подхода и немного не сочетаются.
Изрель и Танарэс продолжают смотреть друг на друга. Когти Танарэса слегка подрагивают от напряжения, Изрель, наоборот, леденяще спокойна.
– Ладно, я пойду, – сообщает Санаду, но едва шагает к выходу, Танарэс взрыкивает:
– Стоять! Это дуэль до первой крови!
– М-м, видимо, поэтому ты решил запечь меня до хрустящей корочки. – Санаду вздыхает и, выпустив когти, царапает себя по тыльной стороне ладони. Густая вампирская кровь не хочет вытекать из ранки, но всё же капелька выдавливается. – Эм, всем хорошего дня.
Взмахнув «раненой» рукой, Санаду направляется к выходу.
– Стоять! – кричит Танарэс.
Но Санаду опять взмахивает рукой с царапиной.
– Трус! – от голоса Танарэса по кускам земли и сплавленного песка проходит вибрация.
Но Санаду плевать: каким бы инфантильным его ни считали, на такие мелочи он не ведётся, если только не хочет устроить очередное шоу.
И хотя позади остаётся Изрель как некоторый гарант того, что дуэль считается завершённой, Санаду окутывает себя телекинетическими щупами.
Брошенный под отчаянный рык Танарэса кусок камня попадает в щит, а не в спину Санаду.
Он останавливается.
Сзади рычит Танарэс, ревёт пламя и дрожит земля, схлёстывается его сила и сила Изрель, рычащей: