Марк Аврелий, то и дело оглядываясь, вперевалочку сползает с камня и направляется к деревьям.
– Издевается над нами, неблагодарный! – ворчит Санаду. – А я ему домик дарил. И крышу от домика.
– Он не издевается, просто познаёт мир.
– По энциклопедиям лучше бы познавал, – продолжает ворчать Санаду, но я точно знаю, что он не злится.
И потому, что довольно добр, и потому, что ему нравится пусть и условное, но уединение со мной. Тратить это драгоценное время понапрасну Санаду не собирается.
Следующие дни похожи друг на друга, как знаменитый день сурка: каждое утро мы собираемся на тренировку выступления.
Мара учит Марка Аврелия подкатывать к королеве и ненавязчиво выведывать, как выглядит загадочный артефакт исполнения желаний и где его искать.
Мы с Санаду вынуждены действительно репетировать небольшой акробатический номер – на случай, если к моменту выступления с артефактом ничего не получится.
Что до камня… так как Мара должна объяснять, а Марк Аврелий выдавать реплики согласно обучению, то маскировкой приходится заниматься нам с Санаду. Для начала камень мы моем, потом прокаливаем огнём. Но всё равно брать его в рот как-то боязно: мало ли как магия подействует? Но Санаду принимает удар на себя: в первый же раз со вздохом закидывает камень себе за щёку («Я архивампир, мне всё нипочём, ты только потом никому не рассказывай») и так продолжает делать каждый день, так что его объяснения, как я должна встать, двигать руками, ногами и прыгать, поддерживаемая его телекинезом, звучат не слишком внятно.
После того, как Мара натаскивает Марка Аврелия и даёт ему советы, он отправлялся общаться с королевой, а Мара – репетировала свой танец. Причём танец, судя по вихлянием бёдер, рассчитан на Санаду, но в эти моменты я, мысленно хихикая, на продолжающейся тренировке проявляю чудеса неловкости, так что ему приходится сосредотачивать внимание на мне, и серьёзность его лица очень портит выпирающий на щеке камень.
А потом, ближе к вечеру, когда мы садимся на берегу горячего источника и опускаем в него ноги, возвращается Марк Аврелий, и Мара, выслушивая отчёт об общении с королевой для корректировки программы втирания в доверие, словесно изничтожает его за очередную неудачу с поиском артефакта. Мой подросший бельчонок прячет мордочку в хвосте, прижимает ушки, а я систематически предлагаю Маре самой заняться королевой, раз такая умная. Порой и Санаду вставляет свои пару слов, вот только мне кажется, что Мара вообще любое его действие в свою сторону воспринимает как заигрывание и подтверждение крепости их любви, так что лучше, когда он молчит.
Ну а после разбора полётов к нам является Антоний – поболтать об Эёране и других мирах, и Мара берёт его в оборот. Оказывается, попав к Неспящим, она много путешествовала по другим мирам, так что её истории даже я слушаю с некоторой долей интереса.
Затем прогулка по окружным лесам (ненавязчивая разведка пути к стационарному телепорту), сон, и новый день, начинающийся с тренировок.
Так время и идёт.
Сегодня мы в очередной раз сидим на краю горячего источника, болтаем ногами в тёплой воде и купаемся в перламутровых испарениях, придающих коже волшебный блеск.
– Тупая твоя белка, – Мара, болтая ногами, любуется на своё отражение.
– Каков учитель, таков и ученик, – беззаботно огрызаюсь я.
Мара вскидывает на меня гневный взгляд:
– Хочешь сказать, это я виновата, что твой зверь не может справиться с простейшим, примитивнейшим заданием узнать об одной вещи?
Пожимаю плечами:
– Ну, у тебя же не получается выведать то же самое у Антония, хотя ты каждый день пытаешься это сделать.
– Потому что Антоний – ребёнок, – Мара вздёргивает подбородок. – Будь он мужчиной, он бы уже всё мне рассказал.
– Будь Марк Аврелий мужчиной, королева бы тоже ему уже всё рассказала, – передразниваю её, – но Марк Аврелий хоть и большая, но всё же белка, а Антоний хоть и непонятно кто, но ребёнок, так что мы имеем то, что имеем, и не надо оскорблять моего любимца.
– Такими темпами мы здесь не одно столетие торчать будем! – Мара, скрипнув зубами, переводит взгляд на Санаду. – Не пора ли тебе взяться за дело? Охмурил бы королеву.
– Ещё предложи ментально её зачаровать, – невнятно отзывается Санаду, – так, чтобы наверняка у нас проблемы возникли.
– Ты себя недооцениваешь, – улыбается Мара.
– Позволь напомнить, что ты меня в тюрьме нашла, – бубнит Санаду, – это был закономерный и довольно систематический результат моего общения с власть имущими. Извини, но местную тюрьму мне инспектировать в виде заключённого не хочется.
Закатывая глаза, Мара бормочет какое-то ругательство и вцепляется пальцами в каменный край источника. Кажется, в её невнятной речи проскальзывает что-то про «на мою голову».
Губа Мары дёргается и странно выпирает вперёд. Кончик носа начинает темнеть, а скулы покрываться рыжей шерстью, следом за скулами – подбородок, шея, руки…
У Мары широко распахиваются глаза, зрачки резко расширяются, почти полностью закрывая белки. Брови теряются в рыжей шерсти, а затем выстреливают вверх длинными упругими волосками. Нос вытягивается вперёд, всё лицо скомкивается, превращаясь в беличью морду с усиками, а сама Мара съёживается, на пальцах вырастают когти, ноги укорачиваются, а позади вспухает и резко выпрямляется огромный беличий хвост.
Меньше минуты – и перед нами сидит ещё одна большая, как Марк Аврелий, белка.
У Санаду из открывшегося рта вываливается камень, но он ловко его подхватывает и отправляет обратно за щёку, чтобы восстановить маскировку.
– Мара, а ты похорошела, – выдаю я, оценивая уши с кисточками.
Мара так и сидит с вытаращенными глазами.
Медленно-медленно она опускает голову и смотрит на своё отражение.
Смотрит минуту с застывшим выражением морды, а я смотрю на неё, и… у меня больше нет слов. У Санаду их сразу не было.
Мы все то и дело вдыхаем, будто порываясь заговорить, но ничего не говорим.
– К-какого?.. – выдавливает Мара. – Что за?..
Она оглядывает свои когтистые лапы-руки, лапы-ноги.
– У меня на руках пальцев меньше стало, – шипит Мара, а её хвост дрожит.
Мара поднимается, но, не справившись с хвостом, тут же падает обратно на край горячего источника.
– Надеюсь, тут не всех в белок превращают, – произносит Санаду.
– Да ладно, это же так мило выглядит, – нервно отзываюсь я.
Мара пытается подняться, но хвост явно плохо сказывается на координации движений.
– Кто? Как? Зачем? – лихорадочно выдыхает она.
Мне её почти жалко: настолько растерянной она выглядит.
Ну и боязно за свою человеческую форму тоже. При всей любви к Марку Аврелию, я предпочитаю оставаться человеком, то есть, вампиром.