Записки гарибальдийца - читать онлайн книгу. Автор: Лев Мечников cтр.№ 50

За обедом мне пришлось сидеть рядом с таинственным незнакомцем. Долго он искоса поглядывал на мою красную рубашку. Капитан, предполагая что вид моего костюма не доставляет большого удовольствия сановитому пассажиру, откомандировал одного из офицеров сказать мне, чтоб я надел другое платье. Я вовсе нелюбезно встретил посланного и добавил, что со мной нет другого платья, а если бы оно и было, я предпочел бы остаться в своей форменной одежде.

Мой сосед обратился ко мне с какой-то непривлекательной улыбкой.

– Вам, конечно, неприятно будет расстаться с вашим мундиром: он напоминает вам блестящие подвиги, совершенные вашими товарищами и, по всей вероятности, вами самими.

Я заметил, что сам я блестящих подвигов не совершал, но что мундир наш очень удобен, и мне было бы неприятно расставаться с ним особливо в дороге. Я сравнил одежду гарибальдийцев с мундиром бурбонских солдат, напомнил несколько фактов трусости этих последних и приписал их неудобству их экипировки.

Мой собеседник улыбнулся снова и притом так, что вся физиономия его ушла в усы и бакенбарды. Он принялся расспрашивать меня об устройстве нашей армии, о положении нашего войска во время битвы 1-го октября и проч. Он беспрестанно говорил мне самые пошлые комплименты и любезности. Я отвечал неохотно и с приметным раздражением. Сановник сделал искусную диверсию, обратил разговор на положение политических дел в Италии, на внутреннее несогласие и раздоры партий. Оттуда он вдруг перешел к Мадзини.

Он высказывал будто бы свой взгляд на этого замечательного деятеля итальянской независимости, так дурно оцененного в последнее время. Положим, сочувствие к нему было у этого господина притворством; но он с таким умом и знанием дела разбирал эту личность, что разговор мало-помалу приобрел для меня особенный интерес.

Между тем обед кончился, и мы вышли на рубку закурить сигары. Там разговор наш продолжался с прежним увлечением.

– Не думайте, чтобы в нашем лагере было меньше людей преданных благу и независимости своей родины, нежели в вашем, – говорил он мне почти шепотом, – множество людей, подготовивших последнюю революцию, последовали за королем, когда дело разыгралось, – и они поступили честнее и бескорыстнее, например, г-на Либорио Романо. Настоящий исход дела предвидеть было не трудно. А ведь многие из ваших согласны с нами в том, что в этом нет еще спасения Италии. Франческо получил тяжелый урок, а кто знает, как выработается эта молодая личность, под влиянием такого тяжелого испытания?

Кто-то из пассажиров подошел к нам, и таинственный незнакомец прервал свою восторженную речь.

К утру мы пристали в Чивита-Веккию, где я расстался с своим собеседником.

Лев Мечников участвовал в судьбоносных эпизодах Рисор джименто – в триумфальном вступлении Гарибальди в бывшую столицу королевства Обеих Сицилий, в кровавой битве у реки Вольтурно, которая переломила ход всей кампании, а также в политическом переустройстве Итальянского Юга. И сам глава «экспедиции Тысячи» – похода против бурбонцев – уделил этим событиям центральные части своих воспоминаний, ныне предлагаемые читателям: так возникает интереснейшая перекличка двух участников эпопеи – итальянского вождя и русского волонтера.

Текст Гарибальди, к которому даны наши новые комментарии, печатается с использованием первого полного русского перевода ^[215], однако для нашего издания он был сверен, уточнен и исправлен по авторитетному оригиналу 1907 г. ^[216]

7 сентября 1860 г.

Вступление в Неаполь

Вступление в эту великую столицу казалось скорее чудом, чем реальностью. В сопровождении нескольких адъютантов я прошел мимо рядов бурбонских войск, еще владевших городом, взявших при моем появлении «на караул» с большим, несомненно, уважением, нежели они это делали тогда перед своими генералами.

Седьмое сентября 1860 года! Кто из сынов Партенопеи не вспомнит об этом славном дне? 7 сентября пала ненавистная династия, которую великий государственный деятель Англии назвал «Божьим проклятием» ^[217], и на обломках ее трона возник суверенитет народа, который по злому року обычно длится недолго. 7 сентября сын народа ^[218] в сопровождении своих друзей, именуемых адъютантами ^[219], вступил в гордую столицу «огненного всадника» ^[220], приветствуемый полмиллионом жителей. Их пылкая и непреклонная воля парализовала целое войско, толкнула на уничтожение тирании, на утверждение своих законных прав. Их грозный голос смог бы укротить ненасытных и наглых правителей по всей Италии и повергнуть их в прах, а гневное восстание заставило бы всю Италию пойти по пути, который указывает ей долг.

Так восторг и внушающее уважение поведение великого народа 7 сентября 1860 г. обезвредили бурбонскую армию, владевшую еще фортами и решающими позициями в городе, откуда она смогла бы подвергнуть разрушению весь город. Я вошел в Неаполь, когда вся Южная армия находилась еще далеко, на пути к Мессинскому проливу. Неаполитанский король накануне покинул свой дворец и отступил в Капую. Монархическое гнездо, еще теплое, было занято освободителями народа, и грубые сапоги пролетариев топтали роскошные королевские ковры.

Это – пример, который должен кое-чему научить и правителей, лицемерно именующих себя защитниками народа. Пусть подумают, как улучшить человеческое существование, а не служат эгоизму, высокомерию, упрямству привилегированных классов, которые не исправляются даже тогда, когда доведенный до отчаяния народ, подобно льву, рычит у их дверей и готов смести их с дикой яростью, вполне оправданной, ибо это следствие той ненависти, что посеяли сами тираны.

В Неаполе, как и повсюду вдоль Мессинского пролива, население было охвачено воодушевлением и высоким чувством патриотизма и его благородное поведение не в малой степени содействовало нашим блестящим успехам. Другим весьма благоприятным обстоятельством для национального дела было молчаливое одобрение военного бурбонского флота, который мог бы задержать наше продвижение, если бы полностью к нам враждебно относился. Действительно, наши пароходы совершенно свободно перевозили части Южного войска и беспрепятственно двигались вдоль всего неаполитанского побережья, что было бы невозможно при абсолютной враждебности неприятельского флота.