Надежда Дурова. Русская амазонка - читать онлайн книгу. Автор: Алла Бегунова cтр.№ 20

Куртку украшали эполеты с висячей бахромой из белого гаруса и одна совершенно особая, присвоенная только уланам деталь, – «китиш-витиш». Этот двойной шнур, лежал вокруг воротника на шее, спускался вниз по спине и продергивался под правый эполет. Две его петли висели справа на груди. Шнур имел на концах две плоские кисти, укрепленные на небольших плоских, сплетенных из шнура «ракетках». Эти кисти пристегивались под эполетом с левой стороны мундира.

Парадно-строевым головным убором в Польском полку служила шапка с козырьком, изготовленная из картона, кожи и сукна, которую Надежда Андреевна почему-то называет «каской». Эта шапка имела высоту до 23 см. Ее верхняя часть (тулья) была четырехгранной (картон, проклеенный рыбьим клеем и обшитый темно-синим сукном). Нижняя часть шапки (околыш) изготовлялась из черной кожи. Султан, о котором упоминает Надежда Андреевна, делали из белых петушиных перьев. Он имел длину около 450 мм.

Кроме того, в комплект форменной одежды солдата входили длинная шинель из серого сукна со стоячим воротником из малинового сукна и темно-синей выпушкой по его краю и такими же погонами, китель из сурового коломенка для работы на конюшне («конюшенный мундир»), суконная фуражная шапка, сшитая в виде колпака с кистью на конце, довольно широкий кушак на подкладке из холста, суконные перчатки на зимнее время.

Если к обмундированию Польского полка «кавалерист-девица» привыкла быстро, то при овладении солдатским холодным оружием у неё возникли немалые проблемы, особенно с пикой: «несколько раз ударила себя по голове». Действительно, пика была уж совсем не по женской руке: тяжела (вес до трех кг) и длинна (280–285 см).

В фондах Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге хранятся легкокавалерийские пистолеты образца 1798 года, которые также получил «товарищ» Соколов. Они имеют ложе из берёзового дерева с массивным цевьем и овальной рукоятью, круглый ствол с мушкой, весь прибор – из латуни. Шомпол лежит в двух ушках и специально просверлённом канале под стволом. Вес оружия – 1400 г, общая длина – около 460 мм, длина ствола – 265–268 мм, калибр – до 17 мм.

Имея на руках всё это солдатское богатство, усвоив основные правила пешей и конной службы, приёмы владения саблей и пикой, стрельбы из гладкоствольного кремнево-ударного оружия, Дурова была переведена из учебного подразделения в строевой взвод под командованием поручика Бошняка (в её книге он назван Бошняковым). Вместе с ней туда откомандировали ещё одного новобранца – «товарища» Вышемирского.

Впоследствии Надежда Андреевна не раз упоминала об этом человеке. Видимо, их связывали дружеские отношения. Вышемирский даже пригласил её вместе с ним побывать в гостях у своих родственников – помещиков Гродненской губернии по фамилии Кунаты. Участвовал Вышемирский и в сражениях под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом. По словам «кавалерист-девицы», его нельзя было «упрекнуть ни в безрассудной смелости, ни в неуместной жалости; он имеет всю рассудительность и хладнокровие зрелого возраста». Этот однополчанин Дуровой был молод. Во всяком случае, вахмистр эскадрона называл «товарищей» Соколова и Вышемирского детьми рядом со старыми и заслуженными солдатами.

Летом 1807 года Вышемирского произвели в унтер-офицеры, так как он имел могущественных покровителей в лице графини Понятовской и генерала Бенигсена.

К сожалению, никаких других сведений о Вышемирском не найдено.

Гораздо больше можно рассказать о первом взводном командире Дуровой поручике Бошняке. Он хорошо относился к молодым дворянам Соколову и Вышемирскому, держал себя с ними «как с равными ему» и поселил на своей квартире.

«Мы живём в доме помещика; нам, то есть офицеру нашему, дали большую комнату, отделяемую сенями от комнат хозяина; мы с Вышемирским полные владетели этой горницы, потому что поручик наш почти никогда не бывает и не ночует дома; он проводит всё своё время в соседней деревне у старой помещицы, вдовы; у неё есть прекрасная дочь, и поручик наш, говорит его камердинер, смертельно влюблён в нее…»

Такое поведение поручика Бошняка вполне объясняется его возрастом. Весной 1807 года Константину Карловичу Бошняку было всего 20 лет. Он происходил из дворян Смоленской губернии, с декабря 1798 года учился в Пажеском корпусе и в январе 1806 года был выпущен оттуда корнетом в конный Польский полк. Через три месяца службы в полку Бошняк получил чин поручика. К своим юным подчиненным Соколову и Вышемирскому он особенно не придирался, да и занят в это время был больше романом с красивой полькой, чем обязанностями взводого командира.

Став рядовым в подразделении поручика Бошняка, Дурова должна была продолжить своё строевое образование теперь уже на групповых учениях. Согласно требованиям Устава того времени главным в действиях кавалерии на поле боя являлся сомкнутый (всадники ехали тесно придвинувшись друг к другу – «колено о колено»), двухшереножный строй (расстояние между шеренгами – одна лошадь). Такое построение они должны были сохранять при всех аллюрах: шаг, рысь, галоп, карьер – и при всех эволюциях: поворотах, перестроениях, например из взводной колонны в эскадронную, атаках. Все нижние чины занимали в шеренгах строго определённые для них места и нарушать это расположение не могли под страхом сурового наказания. Взаимодействие людей и лошадей достигалось путём постоянных и длительных совместных учений.

Учили конников в основном производству атак трёх видов: а) в сомкнутом строю; б) с выездом четвёртого взвода (фланкеров); в) в рассыпном строю. Кавалерию обычно атаковали сомкнутыми шеренгами; против пехоты, стоящей в каре, использовались фланкеры. Для преследования отступающего противника применяли атаку в рассыпном строю. Наиболее трудным считалось исполнение атаки в сомкнутом развёрнутом строю, который назывался «Эскадрон, прямо вперёд».

О разных случаях на кавалерийских учениях, где на поле маневрировали сотни всадников, повествуют полковые истории. Например, Туган-Мирза Барановский, служивший в лейб-гвардии Кирасирском Его Величества полку, приводит такой приказ полкового штаба: «Шеф благодарит господ эскадронных командиров за езды равные как в карьер, так и шагом, а равномерно за посадку людей и за весьма равную езду фронтом на обе шеренги, при чём и господа офицеры между собою равнялись…» Но далеко не всё кончалось благополучно: «При учении вчера в полку в атаке убились две лошади, и сие я не могу ни к чему иному приписать, как к тому, что карьер был сделан весьма длинной, и для того карьер делать не менее 50 и не более 100 шагов. Ежели его делать более ста шагов, то лошади, доскакав, теряют дух совершенно, и тогда малейшее препятствие весьма легко заставит лошадь споткнуться. Лучше я советую ехать рысью больше…»

Все эти опасности и трудности конной службы не пугали Надежду Андреевну. Она отлично держалась в седле, отлично управляла лошадью, доподлинно зная и характер Алкида, и его возможности. В обязанностях солдата ей не нравилось другое – жесткое требование постоянно находиться в общем строю взвода и эскадрона, не покидая шеренгу ни под каким видом.

Это требование она нарушала при каждом удобном случае. Так, в бою под Гутштадтом, когда Польский полк ходил в атаки поэскадронно, «товарищ» Соколов, выйдя из рядов четвёртого взвода лейб-эскадрона, присоединялся по очереди ко всем другим подразделениям, штурмовавшим каре вражеской пехоты. Под Фридландом, когда полк уже был выведен из боя, Дурова одна поехала смотреть, как действует русская артиллерия. При отступлении армии к Тильзиту она отстала от своей воинской части и чуть не потеряла лошадь.