Надежда Дурова. Русская амазонка - читать онлайн книгу. Автор: Алла Бегунова cтр.№ 16

Потому в 1807 году в Витебске хозяйка трактира, присмотревшись к юному унтер-офицеру Польского уланского полка Соколову, называет его «Улан-пани», в 1808 году жены офицеров Мариупольского гусарского полка дают корнету Александрову, прибывшему из Петербурга, прозвище «гусар-девка», сослуживцы из Литовского уланского полка подшучивают над поручиком Александровым в 1814 году, спрашивая, когда же у него наконец вырастут усы.

Между тем вопрос о том, догадывались ли люди, окружавшие корнета, а потом поручика Александрова, что перед ними не мужчина, а женщина, как правило, сильно занимает читателей ее книги.

Унтер-офицер Польского конного полка. 1805–1806 гг. Из кн. «Историческое описание одежды и вооружения Российских войск». СПб., 1900, т. 11, № 1539

Д. В. Давыдов. Художник К. К. Гампельн

Да, многие догадывались, но это не являлось поводом для разоблачения или скандала. Как крылья ангела-хранителя, простерлось над ней августейшее благоволение императора Александра I, и не находилось в Российской империи человека, который бы посмел обидеть словом или делом царскую крестницу.

Тут уместно привести воспоминания Д. В. Давыдова. Он написал письмо А. С. Пушкину, когда в 1836 году поэт готовил публикацию фрагмента рукописи Дуровой в своём журнале «Современник»:

«Дурову я знал, потому что я с ней служил в арьергарде во все время отступления нашего от Немана до Бородина. Полк, в котором она служила, всегда был в арьергарде вместе с нашим Ахтырским гусарским полком. Я помню, что тогда поговаривали, что Александров – женщина, но так, слегка. Она очень уединена была и избегала общества столько, сколько можно избегать его на бивуаках. Мне случилось однажды на привале войти в избу вместе с офицером того полка, в котором служил Александров, именно с Волковым. Нам хотелось напиться молока в избе (видно плохо было, что за молоко хватились, – вина не было ни капли). Там нашли мы молодого уланского офицера, который, только что меня увидел, встал, поклонился, взял кивер и вышел вон. Волков сказал мне: это Александров, который, говорят, женщина. Я бросился на крыльцо – но он уже скакал далеко. Впоследствии я её видел во фронте, на ведетах – словом, во всей тяжкой того времени службе, но много ею не занимался, не до того было, чтобы различать, мужского или женского она роду; эта грамматика была забыта тогда…». Иначе говоря, своей отвагой и смелостью на поле боя, стойкостью в перенесении тягот походной жизни, добросовестным исполнением служебных обязанностей строевого офицера, скромностью в быту, замкнутым, сдержанным поведением в офицерском обществе Надежда Андреевна завоевала уважение однополчан. Они приняли её в свою среду и уже не обращали внимания на внешний вид поручика Александрова, которого в лучшем случае можно было бы назвать подростком, юношей 16–17 лет, но никак не мужчиной.

К сожалению, не существует ни одного достоверного портрета «кавалерист-девицы», сделанного во время её военной службы. Тот, всем известный портрет в гусарском мундире из первого издания её книги в 1836 году, в большой степени является плодом фантазии неизвестного художника. Скорее всего, Дурову (ей в это время было около 53 лет) он видел, но получил задание изобразить юного гусара. В чертах лица он показал кое-какие особенности: высокие дугообразные брови, небольшой прямой нос, губы «бантиком», круглый подбородок.

Такой изобразил её на акварельном портрете Карл Брюллов, которому она позировала где-то между 1836 и 1838 гг. Это превосходная работа, но известна мало и хранится во Всероссийском музее Пушкина в Санкт-Петербурге. Героиня одета по мужской моде того времени. На ней щегольский тёмно-коричневый фрак с большим отложным воротником, тёмный двубортный жилет, чёрный шёлковый шейный платок, в петлице – серебряный крестик на георгиевской ленте: знак отличия Военного ордена. Видно, что у неё узкие покатые плечи, высокая шея, миловидное овальное лицо, карие глаза. Брови, нос, губы, подбородок – всё, как на «гусарском портрете».

Надежда Дурова (А. А. Александров) – поручик Литовского уланского полка. Неизвестный художник. Конец XIX в.

Есть и воспоминания современников. Например, в Москве «кавалерист-девицу» принимала в своём салоне Татьяна Петровна Пасек, урождённая Кучина (1810–1889 гг.). «Понедельники были наши, – пишет она. – Кроме упомянутых личностей (М. Н. Загоскин, СП. Шевырёв, М. П. Погодин, В. И. Даль. – А.Б.), у нас бывали: Фёдор Николаевич Глинка, профессор Фёдор Лукич Морошкин, знаменитый романист того времени Иван Иванович Лажечников, – когда приезжал в Москву… Временами посещала нас девица кавалерист Дурова. Она была уже в пожилых летах, роста среднего, худощавая, с женским добродушным кругловатым лицом, одевалась в сюртук с солдатским “Георгием” в петлице…»

В петербургском светском обществе встречал в это же время «кавалерист-девицу» драматург Н. В. Сушков: «Солдат Дуров заслужил Георгиевский крест. Далее, переходя из чина в чин, он произведен в штабс-ротмистры. Некоторое время предводительствовал эскадроном… Я видел этого заслуженного воина в доме графа Шереметева. К обеду он повел одну из хозяек. После обеда курил табак из своей гусарской трубки…»

Однако в середине декабря 1806 года дочь сарапульского городничего и жена чиновника 14-го класса Чернова едва ли предполагала, что когда-нибудь станет почетным гостем («к обеду он повел одну из хозяек дома») во дворце аристократа Шереметева. Она только радовалась, что ожидание, с некоторых пор ставшее для нее тягостным, закончилось. В походе, который продолжался почти два месяца, Дуровой стало легче.

Во-первых, казаки не отличались столь дьявольской, чисто женской наблюдательностью. Во-вторых, она почувствовала, что мало-мальски освоила мужскую роль. Во всяком случае, Надежда Андреевна теперь знала, какие вопросы могут ей задавать по поводу ее внешности, возраста, поведения, и научилась, не смущаясь, отвечать на них.

В начале февраля 1807 года атаманцы прибыли в город Гродно. Здесь им была назначена дневка. После двух дней отдыха они направились дальше в Восточную Пруссию и уже 28 февраля участвовали в бою с французами у деревни Гронау.

Дурова осталась в Гродно.

Она впервые очутилась в таком большом и старинном городе. Гродно упоминался в летописях с XII столетия как резиденция русского князя Всеволода Давидовича. Затем его заняли литовцы. Они построили на правом берегу реки Неман замок с высокими башнями, стенами и валом. К концу XVIII столетия он считался вторым по величине после Вильно (совр. Вильнюс) населенным пунктом некогда обширного княжества Литовского. При третьем разделе Польши в 1794–1796 гг. Гродно стал центром вновь образованной Гродненской губернии и прочно вошел в состав Российской империи. В это время его население достигало 17–19 тысяч человек. Современники пишут о нем как о вполне благоустроенном: хорошая планировка улиц, много каменных домов, вымощенные мостовые и площади, красивые парки.