Парижские мальчики в сталинской Москве - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Беляков cтр.№ 94

Любовь с первого взгляда? О любви говорить рано. Но интерес с первого взгляда, симпатия с первого взгляда, наконец, желание – безусловно. Один взгляд на эту “девицу” “преображает меня и делает как бы счастливым”, – пишет Мур. И тут же оговаривается: нет, он не собирается с ней знакомиться, только смотрит на нее иногда. Он не знает ее имени. Услышал как-то фамилию, да и ту переврал: “…эта девица Придать…” Лишь 7 февраля Мур наконец-то правильно произнесет ее фамилию: “Предатько”. А по имени назовет и вовсе в мае. Девицу звали Валентиной, Валей Предатько.

Ни об одной девушке Мур не писал столько, сколько о Вале. При этом неизвестно о ней почти ничего. Даже документов о ее учебе в школе не найдено. Скажем, имя Эфрона Георгия встречается в сводных годовых ведомостях учета успеваемости учащихся за 1940/1941 год.⁸⁴⁹ А Предатько Валентины почему-то нет. Сведения о ней приходится собирать по крупицам.

Немногие знакомые девушки Мура: художницы Майя Левидова, Мирэль Шагинян, Иэта Квитко – или жена литературоведа Мария Белкина жили в мире столичной богемы, были на виду, после них остались письма, воспоминания, интервью. Мария Белкина написала о Цветаевой и ее близких целую книгу. А Валя – девушка из другого мира. Известно, что отчим ее был “военным следователем”, то есть служил в военной прокуратуре; о матери же не знаем почти ничего. Отец Вали, украинский коммунист, умер в 1932 году, когда девочке было лет восемь. Она дорожила памятью о нем. Как реликвию хранила отцовский партбилет.

Валя или родилась в деревне, или прожила там несколько лет. Мур с удивлением и огорчением пишет о ее любви к сельской жизни: “…она обожает колхозы и всё такое”⁸⁵⁰. Сам он испугается колхозной деревни куда больше фронта. А Валя в Москве скучала по деревенской жизни. Школу Валя не любила, училась, видимо, неважно. Ее оставили на второй год, так что осенью Мур с Валей вполне могли оказаться в одном классе.

Пожалуй, из всех знакомых Мура Валя Предатько была дальше от него по происхождению, воспитанию, кругу знакомств. Но никто так не нравился Муру, как Валя. С ней сопоставимы разве что “жена Тарасенкова”, то есть Мария Белкина, и жена писателя Алексея Толстого Людмила Ильинична, с которой Мур познакомится в Ташкенте. Мария и Людмила как нельзя лучше соответствовали идеалу Мура: еще молодые и красивые, но уже опытные женщины, умные, культурные, широко образованные. Людмила Толстая (в девичестве – Крестинская) сверх того великолепно говорила по-французски, носила заграничные наряды – всё это Мур просто обожал. А что сказать про восемнадцатилетнюю Валю, девятиклассницу из обычной московской школы на Покровском бульваре? К тому же девушку деревенского происхождения.

У Вали были карие глаза, длинные ноги, высокая грудь: “великолепная фигура во всём”, – восхищался Мур. “И, сверх того, она хорошо причесывается”⁸⁵¹, – эта похвала Мура очень ценная. Здесь он был знатоком. Даже Цветаева считала любовь Мура к парикмахерским “маниакальной”.

В облике Вали Мур находил нечто “пикантное и живое”, ее “великолепные губы” хотелось поцеловать. “Валя элегантна, у нее свой стиль, и это очень ей к лицу”.⁸⁵² Для Мура это редчайший комплимент. Элегантным он прежде всего считал самого себя. Элегантной была Майя Левидова. Мария Белкина считалась “стильной”.

На взгляд Мура, красота Вали была нерусской. Этим она ему особенно нравилась. Его привлекала яркая южная красота француженок, евреек, армянок. Встречается такой тип красоты и среди украинок. Валя была украинкой.

Симпатия оказалась взаимной. Валя уже зимой заглядывалась на Мура. Как мы помним, про себя назвала его Джонни. Своего интереса к парижскому мальчику не скрывала: “Всегда, когда мы с ней встречаемся, то она на меня глазеет, хохочет и тому подобное”⁸⁵³, – заметил Мур. Эти знаки внимания Вали были столь очевидны, что одноклассники Мура решили, будто у них с Валей уже начался роман, что Валя стала его “кисанькой”. Между тем они еще не были знакомы, даже не разговаривали друг с другом, только переглядывались.

В конце февраля у Мура начнется “интрижка” с Ремой Петровой. В марте – апреле он вовсе разочаруется в советских девушках. Робкое чувство Мура, возникшее зимой, как будто исчезло, выветрилось.

Весной Мур озабочен собственным здоровьем. На ноге у него появилась “какая-то парша”. Видимо, экзема. В волосах – перхоть. Мур, всегда следивший за собой, был всерьез обеспокоен. Пошел к врачу, получил рецепт на мазь и специальный шампунь. Мур решил, что посвятит лето лечению. После школьных экзаменов обреется наголо, будет “мазать голову мазью, потом мыться мыльным спиртом и ходить в тюбетейке”.⁸⁵⁴ Тюбетейки вошли тогда в моду, которая, с перерывами, будет продолжаться до начала пятидесятых. Но облику Мура, его стилю – подчеркнуто европейскому – эта мода никак не соответствует. Обрить голову и ходить в тюбетейке – всё равно как если бы петербургский щеголь XIX века надел армяк и лапти. В таком виде Мур не рискнул бы ухаживать за девушками, а засел бы за книги на всё лето. Благо, получив паспорт, он продлил читательский билет Библиотеки иностранной литературы.

На юг ехать не планировали, хотя цены были сравнительно невысокие. Путевка в кисловодский санаторий, “вновь выстроенный и хорошо оборудованный и насыщенный всеми лечебно-диагностическими установками”, стоила всего 830 рублей за 26 дней, 30 дней в санатории “Машук” (Пятигорск) обошлись бы в 978 рублей.⁸⁵⁵ Путешествие по Волге, Кавказу, Крыму – 200–250 рублей.⁸⁵⁶ Но у Цветаевой как раз в это время денег не хватало. Через несколько месяцев надо было внести 5000 рублей за комнату, приходилось экономить. Но, самое главное, оставалась неясна судьба Сергея Яковлевича. Еще в 1940-м Мур понимал, что, пока отец в тюрьме, о развлекательных поездках нечего и думать. Тем более в 1941-м. Цветаевой нужно было зарабатывать и на комнату, и на передачи. Так что летние планы Мура были самыми скромными. Вероятно, он бы и вовсе забыл о Вале, как забыл о Майе год назад, если бы Валя не взяла дело в свои руки. И Мур вскоре позабыл о тюбетейке.

12 мая Валя подговорила свою подружку позвонить Муру и назначить ему свидание в половине десятого. Мол, с Муром хочет познакомиться одна девушка. Незнакомка. Телефон Валя, вероятно, узнала в учительской. Мур решил, что свидание назначено на 9:30 утра, когда он был занят в школе. Разумеется, он не пришел. В десять вечера Валя сама позвонила Муру, упрекала, называла его поведение хамством. Мур в конце концов узнал ее по голосу, поговорили минут двадцать и решили созвониться вновь.

Мур готовился к экзаменам, проводил целые дни за учебниками, поэтому свидание отложили. Но Валиного звонка Мур ждал с нетерпением. Цветаевой эти звонки не нравились, и Мур стал скрывать от нее свой интерес к девочке. 18 мая Марина Ивановна ушла в гости к Алексею Крученых, а Мур выпросил деньги на выступление Ираклия Андроникова. Однако на Андроникова не пошел, остался ждать у телефона. Звонка всё не было и не было: “Возможно, что она думает, что я готовлюсь к испытаниям, возможно, что готовится она сама, возможно, что про меня и забыла – всё возможно”.⁸⁵⁷ Валя так и не позвонила. Когда Мур понял, что ждать бессмысленно, он все-таки пошел на Андроникова – и напрасно, все билеты уже были проданы. Мур позвонил Мите – Митя был занят. Мур записал свои переживания в дневник и, как это случалось с ним в момент сильного душевного волнения, перешел на французский: “Абсурд, сущий абсурд. Et on revient а la vieille, а l’èternelle histoire: SEUL!” ^[136]858