История Французской революции. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 163

В самом деле, нейтралитет Швейцарии только что оказал большую услугу Франции и немало способствовал ее спасению. Эти мысли Оке дополнил другими, не менее возвышенными: «Со временем, может быть, потомство оценит то чувство врожденной справедливости, которое, заставив нас избегать всякого чужого влияния в выборе форм правления, воспрещало нам возводить самих себя в судьи тому способу правления, который был выбран нашими соседями. Отцы наши не порицали ни крупных вассалов германских государств за то, что они принизили императорскую власть, ни королевскую власть во Франции за то, что она притесняла своих вассалов. Они видели в Генеральных штатах представителей французской нации; потом видели, как Ришелье, а за ним и Мазарини захватили безграничную власть; потом как Людовик XIV один совместил в себе всю силу и власть нации, а парламенты от имени народа требовали доли этой власти. Но отцы наши в то же время никогда не имели дерзости возвысить свой голос, чтобы напомнить французскому правительству тот или другой период его истории. Они всегда желали счастья Франции, надеялись на ее объединение, находили для себя выгоды в целости ее территории».

Выражение столь возвышенных и справедливых воззрений заключало в себе строгую критику политики Европы, и результаты, которые Швейцария ныне пожинала, были достаточно разительным доказательством мудрости этих воззрений. Австрия, завидуя успехам ее торговли, хотела стеснить Швейцарию блокадой, но последняя обратилась с протестом к Вюртембергу и соседним государствам, и в отношении нее была проявлена справедливость.

Итальянские державы желали мира, по крайней мере те, кто за свою неосторожность могли со временем подвергнуться большим неприятностям. Пьемонт, хоть и истощенный, потерял столько, что вынужден был опять прибегнуть к оружию. Но Тоскана, против воли выведенная из нейтралитета английским посланником, который грозил ей эскадрой и дал срока всего двенадцать часов, – нетерпеливо желала возвратиться к своей прежней роли, в особенности с тех пор, как французы стали у самых ворот Генуи. Великий герцог открыл переговоры, окончившиеся договором, заключение которого представляло меньше всего затруднений.

Дружба и доброе согласие начали восстанавливаться между обоими государствами, и великий герцог возвратил Республике хлеб, отнятый у французов в его портах в минуту объявления войны. Договор этот, выгодный для Франции в части торговли с Югом, и в особенности из-за торговли хлебом, был заключен 9 февраля (21 плювиоза).

Венеция, отзывавшая своего посла из Франции, объявила, что пошлет другого. Папа тоже изъявлял сожаление об оскорблениях, нанесенных французам. Неаполитанский двор, введенный в заблуждение страстями слишком пылкой королевы и интригами Англии, и не думал о переговорах и утешал коалицию несбыточными обещаниями. Испания по-прежнему нуждалась в мире и, по-видимому, ждала, чтобы ее принудили к нему новые поражения.

Едва ли менее важны, по причине ожидаемого нравственного воздействия, были переговоры, начатые с непокорными провинциями в Нанте. Мы видели выше, как вожди Вандеи, несогласные между собою, почти оставленные поселянами, располагая лишь горстью заигравшихся любителей войны, теснимые со всех сторон республиканскими войсками, наконец согласились вступить в мирные переговоры. Мы видели, как Шаретт принял предложенное ему свидание близ Нанта; как генерал-майор, назначенный уехавшим Пюизе, барон Корматен, вызвался быть посредником в переговорах с Бретанью, как он разъезжал по краю, колеблясь между желанием обмануть республиканцев, договориться с Шареттом, переманить Канкло и честолюбивой мыслью сделаться главным инициатором примирения этого знаменитого края. Общим сборным пунктом был назначен Нант, встречи должны были начаться в замке Да Жонэ, на расстоянии одного лье от города, 12 февраля (24 плювиоза).

Корматен, приехав в Нант, хотел доставить генералу Канкло письмо Пюизе. Но этот человек, взявшийся обмануть республиканцев, не сумел даже утаить от них содержания этого опасного письма. Оно стало известно, было обнародовано, а Корматену пришлось заявить, что письмо подложное, и он искренне намерен вести мирные переговоры. Этим заявлением он связал себя еще более. Роль искусного дипломата, обманывающего республиканцев, имеющего тайные сношения с Шареттом, переманивающего на свою сторону Канкло, – эта роль ускользала от него; оставалась только одна роль – примирителя.

Корматен виделся с Шареттом и застал его вынужденным, вследствие своего отчаянного положения, согласиться на переговоры с неприятелем. С этой минуты Корматен, уже не колеблясь, решил трудиться для дела мира. Однако он полагал, что мир этот будет притворным и роялисты только сделают вид, будто покоряются Республике в ожидании того времени, когда Англия исполнит свои обещания. А пока следовало добиваться возможно лучших условий.

Сразу по открытии конференций Корматен и Шаретт вручили ноту, в которой требовали свободного отправления обрядов всех вероисповеданий; назначения пенсий священникам Вандеи; освобождения от воинской повинности и налогов на десять лет, чтобы успели изгладиться бедственные следы войны; вознаграждения за произведенные опустошения; исполнения обязательств, которые были даны вождями для содержания своих армий; восстановления прежнего разделения края и прежней его администрации; образования местной территориальной гвардии под началом нынешних вождей; удаления всех республиканских войск; наконец, общей амнистии всем вандейцам, а равно и всем эмигрантам.

Подобные требования были нелепы и не могли быть допущены к рассмотрению. Депутаты согласились предоставить свободу вероисповеданий; вознаградить тех, чьи жилища были опустошены; освободить молодых людей от сборов, чтобы опять населить деревни; собрать территориальную гвардию, числом не более двух тысяч человек; уплатить по обязательствам, подписанным вождями, сумму не выше двух миллионов. Но и только. Сверх того, они требовали, чтобы все уступки были изложены не в договоре, а в постановлениях, подписанных комиссарами, и чтобы вандейские вожди, со своей стороны, подписали заявление, которым признали бы Республику и дали бы обещание покоряться ее законам.

Последняя конференция была назначена на 17 февраля (29 плювиоза), так как перемирие кончалось 16-го. Вандейские вожди, прежде чем заключить мир, потребовали, чтобы на конференции пригласили Стоффле. Многие роялисты желали этого, думая, что не следует вести переговоры без него; депутаты также этого желали, потому что им хотелось включить в один договор всю Вандею. Стоффле руководствовался в это время советами честолюбивого аббата Бернье, который вовсе не благоволил к миру, так как лишился бы всякого влияния; к тому же Стоффле не любил второстепенных ролей и был крайне недоволен тем, что переговоры были начаты и так долго велись без него. Однако он согласился участвовать в конференциях и приехал в Да Жонэ со своими офицерами.

Встреча была бурной. Сторонники мира и сторонники войны были сильно разгорячены. Первые группировались вокруг Шаретта и говорили, что именно те, кто хочет продолжения войны, никогда не участвуют в сражениях; что край разорен и доведен до отчаяния; что державы ничего не сделали и впредь ничего не собираются делать для них. Сторонники войны, напротив, говорили, что им предлагают мир только для того, чтобы лишить их оружия, потом нарушить все обещания и безнаказанно истребить; что на мгновение сложить оружие – значит ослабить мужество и сделать всякое восстание невозможным в будущем; что если Республика вступает в переговоры, значит, она сама доведена до последней крайности и надо только подождать и выказать еще некоторое упорство, и настанет минута, когда можно будет предпринять великие дела с помощью держав; что недостойно французских рыцарей подписывать договор с тайным намерением не исполнять его; что роялисты не имеют права признавать Республику, потому что это равнялось бы отречению от прав принцев.