- Как это отразится на Дуаере? – Вот какой вопрос должен волновать меня больше всего.
Отец ответил не сразу.
- Король освобождает нас от дополнительных податей и сокращает число обязательных выплат.
Это хорошо. Это очень хорошо. Ради этого можно и пострадать.
- Когда? – спросила я упавшим голосом.
- В День судьбы.
- Но это же так скоро! – воскликнула я, вскочив со своего кресла.
- Ролло посчитал символичным заключить твой брак и соглашение о мире в первый день года. Всё сказанное и содеянное в этот день определяют его события. Я поставил условие: свадьба должна состояться в Дуаере. Ролло согласился. Это всё, что я мог сделать для тебя, моя девочка.
Со слезами на глазах отец подошёл ко мне и крепко обнял.
- Мне очень и очень жаль.
Поглаживая меня по голове, он всё повторял и повторял эти слова, пока я плакала у него на груди.
~*~
Итак, у меня оставалось чуть больше трёх месяцев, прежде чем я навсегда покину родные края.
Я знала о Корсии лишь то, что знали другие. Богатое герцогство, с востока через пролив граничащее с Вольтурингией. Среди корсийцев много доблестных воинов, героически сражавшихся вместе с нашим народом в годы Великого южного нашествия. У нас общие история и культура, но любые узы разрушаются, когда в дело вступает алчность. Предыдущий герцог – Алистер – решил претендовать на право главенствовать в проливе - брать дань с проходивших мимо его берегов судов. Король Тормент – отец Ролло – отказался платить за проход по водам, которые издревле считал своими. Через пролив шла вся торговля с богатыми южными странами, и тот, кто владел этими водами, – владел всем торговым путём. Уже тогда могла разразиться война, но неожиданная смерть герцога Алистера отодвинула её начало. Рональда – его сына – недаром называли Справедливым. Он согласился, что претензии отца были надуманными, однако не препятствовал началу пиратских стычек. С воцарением Ролло эти стычки приобрели более организованный характер, пока не переросли в полномасштабную войну. И теперь для заключения мира между двумя странами Ролло и Рональду понадобилась я.
После разговора с отцом я вернулась в комнату Кристофа и продолжила развешивать травы. Позже, спустившись на кухню, по привычке проверила, как идёт подготовка к вечерней трапезе. Из кухни направилась в коровник посмотреть на новорожденных телят. Решила спор между молочницей и кухаркой. Договорилась с кузнецом о новых каминных решётках в комнате Бланш. И в этот день, и в последующие я цеплялась за привычные заботы. За ними моё будущее казалось далёким и будто бы не совсем моим.
Дни складывались в недели и месяцы, и я стала ловить себя на мысли, что всё чаще замираю, глядя на что-то привычное – закат, рассыпанный багряными искрами по стенам замка; играющих во дворе детей; старый кедр, к ветвям которого были привязаны качели; Бланш, бегавшую по двору за цыплятами, - всё то, что не замечала раньше, но что теперь так яростно пыталась задержать в своей памяти. Я поняла, что начала прощаться с домом.
Сестра первая почувствовала, что со мной что-то не так. Я упросила отца до поры до времени ничего ей не рассказывать. Бланш тяжело переживала любую разлуку. И мне ли не знать, каким ударом для неё станет новость о моём скором отъезде. Но моё состояние не осталось незамеченным и для других. Я стала ловить на себе взгляды – иногда встревоженные, но чаще сочувствующие. Разговоры смолкали, когда я входила в комнату; ни на секунду, кроме моей спальни, меня не оставляли одну. Когда я поведала об этом отцу, он сказал, что люди стали бояться за меня. По их мнению, я слишком много работала. Они решили, что я переутомилась, и выражали озабоченность моим здоровьем.
Мне и вправду было плохо, но не телу, а душе. Именно поэтому, предупредив родных, я ушла в лес.
Часть 3
Первый снег в Дуаере выпадает обычно в середине октября, а к декабрю его покров составляет уже больше трёх локтей.
Пришлось потрудиться, прежде чем я открыла заваленную снегом дверь в хижину Жакоба. Зайдя внутрь, я чиркнула кресалом и зажгла стоящую у входа свечу. У очага всегда хранились завернутые в шкуры сухие дрова, поэтому довольно быстро в доме стало тепло. Всю живность Жакоба я переселила в замок, а стойла с курятником разобрала за ненадобностью. На их месте был разбит ещё один огород, где я выращивала овощи. Урожай хранился здесь же, в погребе. Как и небольшой запас лекарственных снадобий. Этим летом я довольно много времени провела в хижине, но не думала, что окажусь в ней зимой. И вот теперь моя предусмотрительность в плане припасов сослужила мне хорошую службу. Конечно, кое-что я захватила из замка: мешочек муки, несколько головок сыра, флягу с вином. Взяла и тёплую одежду. Я твёрдо решила провести здесь неделю или две – как позволит погода – и полностью насладиться свободой, стремительно утекавшей у меня сквозь пальцы.
Услышав знакомое царапание, я открыла дверь и впустила в дом Баламута.
- Привет, бродяга. Никак соскучился по мне?
Присев, я обняла его за шею и привычно потёрла по седому загривку. Пастухи убили его мать, когда он был двухмесячным щенком, а самого волчонка принесли в замок на потеху детворе. Жакоб забрал его в лес.
- Не по закону зверю жить среди людей, - говаривал он, но подросший Баламут был не совсем с ним согласен. Живя в лесу, он считал хижину Жакоба своим домом. Волк неожиданно появлялся на пороге и так же неожиданно уходил. Жакоб научил меня не бояться его, а Баламута – считать меня своей. Всякий раз, когда я приходила в хижину, он обозначал своё присутствие вот таким характерным царапаньем.
Завернувшись в овчину, я сидела в кресле Жакоба и пила свежезаваренный чай из мелиссы и зверобоя. В голове не было ни единой мысли. Я бездумно смотрела, как Баламут, лёжа у огня, грызёт подаренную мной кость.
- Ты знаешь, что должен бояться огня? Неправильный ты волк, братец. Что о тебе думают сородичи, хотела бы я знать.
Клацанье зубов и довольное урчание очевидно должны были означать, что Баламуту нет дела до других волков. Я искренне жалела, что не могу чувствовать себя такой же свободной в своих мыслях и поступках. Великим искушением было поддаться иллюзии и насладиться последними днями, в которых жизнь моя принадлежала только мне. Впрочем, именно за этим я сюда пришла.
Ночью разразилось ненастье.
Снежные бури не редкость в наших краях. Бывало, они продолжались неделями, и маленькие поселения – особенно в горах – до самой весны оставались отрезаны от всего мира. Поначалу я не придала этому значения, но, когда метель не закончилась и к следующей ночи, мне стало немного не по себе.
Хижина ходила ходуном. Ветер кидал на стены пригоршни снега, врывался через маленькие оконца, для утепления занавешенные шкурами. Кедр, росший над хижиной, скрипел; его ветви цеплялись за покатую крышу, норовя сорвать её с просевших от снега балок. Я долго вертелась на лежанке, чувствуя всё возрастающую тревогу. Если завтра погода не изменится, придётся возвращаться в замок. Иначе я могу застрять здесь надолго.