Единая теория всего. Том 4 (финальный). Антропный принцип, продолжение - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 32

– Я серьезно сейчас. Съешь что-нибудь или выпьешь – сам не заметишь, как засидишься до вечера, а когда вернешься обратно – здесь уже лет тридцать пройдет. Во-вторых, я тебя лично прошу, шутки свои дурацкие оставь при себе. Там могут не так понять, и юмор твой выйдет боком. Постарайся не забывать, кто ты и где оказался.

– Мне бы это просто понять для начала.

– В-третьих, делай, как я тебе говорю, буквально. Скажу упасть и ползти – значит, надо падать и ползать. Все ясно?

– Предельно, – заверил я.

– Ну, тогда держись!

Стелла крутанула руль, и «Москвич» свернул с проспекта под низкую арку двора. Сразу стало темно, машину качнуло в неровных колеях просевшего асфальта, за окнами заковыляли стены, покрытые пятнами тлена, и ржавые мусорные баки. Мы въехали во двор-колодец; редкие пыльные окна как будто сползали по узким неровным стенам, словно их стройные когда-то ряды оплывали под грузом времен и вековой сырости, пропитавшей замшелые стены. У покосившейся раскрытой двери черной лестницы стоял высокий худой мужик с бородой и грозил кулаком. Стелла снова вывернула руль, автомобиль втиснулся в еще более низкую, кривую и темную арку, и тут я почувствовал, как в грудь словно ударил с размаха неописуемый первобытный ужас. Я с трудом подавил инстинктивное желание выскочить из машины и бежать без оглядки, вспомнил свой первый переход в масах в Луна-парке, схватился покрепче за рукоять над окном, и через пару секунд страх прошел, как и не было, а автомобиль выехал из арки двора. Иф Штеллай повернула направо, остановилась у поребрика и сообщила:

– Приехали. Дальше пешком.

Мы вышли на узкой пустынной улице вдоль набережной какой-то речки или канала: блеклый вытоптанный газон между проезжей частью и тротуаром из массивных каменных плит, фигурные столбики перил балюстрады и высокие дома, которые стеснились у блестящей, словно стекло, неподвижной черной воды, будто бы собрались и ждут. Все застыло в неживой глухой тишине, и стук каблучков Иф Штеллай по асфальту звучал невероятно отчетливо, громко и близко, словно шаги барабанили прямо по перепонкам.

– Где мы? – спросил я.

Звук голоса замер у губ. Не звук даже, а имитация звука.

– В масах, конечно же, – ответила Стелла. – Просто раньше ты бывал во внутренних помещениях, а сейчас оказался в условно открытом пространстве. Пойдем, нам на ту сторону, через мостик.

Живые краски пропали, растворившись в оттенках пыли и пепла, слишком тусклых даже для ленинградца. Низкое небо – как старое серое одеяло: ни размытого солнечного пятна, ни движения облаков. Все вокруг было как будто бы очень знакомым и не знакомым одновременно, словно бывал на этой набережной уже сотню раз, но присматриваешься и не можешь понять, что это за место такое, и даже что за район: ясно, что центр, но где? Петроградская? Коломна? Пески? Вот очень знакомый дом, видел его, проходил не единожды мимо, и мансарда знакома, и эркер, нависший над дверью парадной, но стоит приблизиться – нет, не он: вроде тот же, но как-то развернут зеркально, и мансарда не та, да и эркер. Или пара домов в устье моста, похожие на средневековые замки, возвышающиеся друг против друга – их точно знаешь, но, пока вспомнишь адрес, как и дома уже снова кажутся незнакомыми. Все тут было типичным для ленинградского центра, но приглядишься внимательней – да, маскарон в виде головы Горгоны, только вместо змей щупальца на голове, а такого в городе не припомнишь; или вот статуя гения места в стенной нише, таких много, но этот со змеиным хвостом. То же и с адресом: «набережная р. Геникеевки» прочитал я на угловом доме и, сколько не напрягал память, так и не смог решить для себя, есть ли такая река в Ленинграде, или же нет. Я чувствовал себя так, словно одновременно и ловил ускользающее сновидение, и все еще спал.

Мы ступили на деревянный тротуар подвесного моста с грифонами – не с такими грифонами, как те самые, точнее, с такими же, но с другими, – и стали переходить над масляно-черной недвижной водой на противоположный берег, как я вдруг услышал:

– Подождите, пожалуйста! Можно вас на минуточку!

Я обернулся, успел увидеть женщину, одетую в красное осеннее пальто не по погоде, которая почти бежала к нам со стороны низкой зарешеченной арки, но Иф Штеллай крепко схватила меня за руку и резко дернула:

– Не оборачивайся и останавливаться не вздумай! Идем дальше, быстро!

И потащила меня за собой, как раздраженная мамаша тянет раскапризничавшегося малыша.

– Постойте! Я заблудилась немного, вы не подскажете…Товарищи! Дама! Да подождите же вы!

Последние слова прозвучали криком отчаяния. Мы спустились по ступенькам с моста, и я еще раз обернулся: женщина в красном пальто, понурившись, медленно уходила по набережной.

– Что это было такое? – спросил я у Стеллы.

Она пожала плечами.

– Ну, ты же слышал: заблудилась она. Такое довольно редко, но все же случается, когда люди проваливаются в масах и застревают здесь.

– И не помочь?

– Увы. Будет бродить вне времени, пока снаружи не подойдет к концу срок жизни, отмеренный в сфере на момент попадания в закулисье. Такая судьба, ничего не попишешь. И если бы ты попытался ей помочь, то оба стали ли бы тенью в масах и слонялись тут до конца, даже я не смогла б тебя вытащить, даже машгиах, так-то вот. Ладно, пришли уже. Вот этот дом.

Он был на голову выше других домов, рядами выстроившихся вдоль тротуара: выступающие далеко вперед королевские эркеры, начинавшиеся от высокого цоколя, уходили на шесть этажей вверх и заканчивались двумя башнями, увенчанными массивными остроконечными куполами с флюгерами и чердачными окнами. Посередине торжественно раскрывался невероятно высокий, в пять этажей, заостренный свод арки, забранный кованым кружевом ажурных ворот, в которых была приоткрыта калитка, в сравнении с исполинскими масштабами дома казавшаяся дверью в кукольный домик. Внутри арки в сумрачной выси едва различимо белел свод кессонного потолка, с которого на цепи, толстой, как ствол вековой ели, свешивался огромный темный фонарь размером с садовую беседку. Мы ступили под арку, и гулкое эхо встретило нас, как привратник. Я невольно затаил дыхание. За аркой оказался просторный двор, а прямо напротив поблескивала рифленым стеклом и тусклой медью тяжелая деревянная дверь единственной парадной, над которой бесстрастно взирал на нас позеленевший от времени ангельский лик, беспощадный в своей добродетели.

Внутри были широкая лестница, прохлада и тишина; огромное квадратное окно впереди, над первым лестничным маршем, впускало достаточно света, и остатки витражей в его верхней части отбрасывали багрово-рыжие блики на уходящие ввысь стены цвета тумана, камин и лифт, царапины на перилах и тени в углу у почтовых ящиков.

Мы поднялись по церемонно-пологим ступеням к площадке, и Иф Штеллай нажала на черную кнопку. В невероятной выси над нами что-то отозвалось рокочущим громом и стало спускаться со скрипом и дребезжанием. Стелла стояла, скрестив руки под грудью, глядела вверх и постукивала носком зеленой туфельки.