Вандалы – оклеветанный народ - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Акунов cтр.№ 72

К доходам от разбоя на морях, бывшего, по всей видимости, важнейшим источником финансового обеспечения вандальского царства, следует присовокупить доходы от налогообложения крупных землевладельцев. В этом пункте Гейзерих пошел на разрыв с древнегерманской традицией, по которой вся добыча полагалась «военному царю»-гер-конунгу, бравшему на себя, однако, в то же время, все военные расходы. Гейзерих, несомненно, отдавал себе отчет в том, что Африка — конечный пункт долгой, многовековой миграции вандалов, и что настало время перейти от практики существования в условиях «вооруженной миграции» к новым порядкам. Готовых образцов для этого он не имел. Поэтому ему пришлось задействовать весь свой недюжинный ум, привыкший упорядочивать и «раскладывать по полочкам» все замыслы и планы, отбрасывая лишнее и неразумное в пользу разумного и необходимого и осуществляя затем разработанную им концепцию, преодолевая оказываемое их реализации сопротивление, исходившее от самых разных сил (в том числе и из среды самих вандалов).

Так, например, многие знатные вандалы (римляне назвали бы их «магнатами») были явно не в восторге от перспективы жить и управлять хозяйством в доставшихся им от римских магнатов латифундиях под строгим надзором Гизериха. Присущее германцам, стремление к независимости, в сочетании с самодовольной гордостью победителей, вполне могло бы побудить вандальских графов (или, по-римски — «комитов») создать полунезависимые, а то и совсем независимые от центра царской власти феодальные владения — к примеру, в пограничных областях вандальского царства. Там, куда их направил царь для защиты границ своей державы — в Мавретании, Триполитании, в пределах пустыни. Там в их распоряжении находились фактически безграничные пространства.

Гейзерих же руководствовался вполне понятным желанием избежать дополнительного ослабления живой силы вандальского народа, и без того ослабленной на протяжении предшествующих десятилетий, вследствие потерь, понесенных в ходе боевых столкновений, смешения с инородными этническими элементами и необходимости держать в крупных островных владениях на Корсике, Сардинии, Сицилии — немалые вандальские контингенты.

И потому поместья, данные в удел (уделенные) царем знатным вандалам (или, иначе говоря — наделы, которыми царь наделил своих соратников), наряду с самыми ценными и доходными владениями, оставленными царем себе и своему семейству, располагались не «на отшибе», а вокруг стольного града Карфагена. Другую часть царских земельных владений, населенных римскими колонистами, составляла более (но не слишком) отдаленная от Карфагена зона, имевшая скорее хозяйственное, чем политическое значение. Поскольку Гейзериху не было нужды учитывать интересы римских колонистов, эти поместья после вандальского завоевания не подверглись реституции или реприватизации (т. е. возвращению их прежним, римским, владельцам), а были превращены в царскую земельную собственность. Жившие на них и обрабатывавшие их, как при прежних владельцах — римских магнатах — романизированные крестьяне находились на положении арендаторов. Свою аренду они, подобно налогу, платили непосредственно вандальскому царю. Если верить православным церковным хронистам, эта аренда воспринималась ими как весьма обременительная.

Существовали, однако, земельные участки и целые области, в получении которых во владение вандалы не были заинтересованы. Это были земли, тянувшиеся в направлении Мавретании на западе и в направлении Триполитании на востоке. Опытные воины, вандалы отдавали себе отчет в постоянно угрожавшей этим землям повышенной опасности неприятельских набегов. Мало того! Согласно вандальской концепции обороны, было, из-за недостаточной численности вооруженных сил, в принципе невозможно обеспечить эффективную защиту данных территорий. В случае вражеского вторжения, эти земли, лишь частично населенные и обрабатываемые аланскими военными колонистами, в основном же — по-прежнему владевшими ими афроримлянами и маврами без особых колебаний приносилось в жертву. Мало того! Вандалы, не колеблясь, лишали эти земли привлекательности для захватчиков, прибегая к такому убийственному (в полном смысле слова) средству, как отравление колодцев. Жившие на западе мавры, временами оказывавшие вандалам военную помощь и потому имевшие в глазах последних определенную ценность, оказывались при этом нередко в лучшем положении, чем римские колонисты, не устраивавшие Гейзериха во всех отношениях. Ведь эти афроримляне представляли для него двойную опасность, ибо, с одной стороны, исповедовали ненавистную царю-арианину православную веру, с другой же — испытывали политические симпатии к его «заклятому другу» — императору Второго Рима на Босфоре. Поэтому — уже не при сильной власти Гейзериха, но при все более слабевшей власти его преемников — участились случаи гонений на эту группу подданных вандальского царя.

Самые крупные хозяйства и лесные угодья, находившиеся при римлянах в собственности государства, остались в ней и при вандалах. Сказанное относится, в частности, к крупным императорским доменам (сдаваемым Гейзерихом в аренду, как это делали его римские предшественники), и бесконечным горным лесам Корсики, ставшим с тех времен немногим менее дремучими. Эти лесные дебри были столь непроходимыми, что римляне еще во времена республики были вынуждены объявить их целиком государственной собственностью, поскольку разделение их на участки и строгий лесной надзор потребовали бы слишком много персонала. Гейзерих, имея в своем распоряжения еще меньше народу, чем римские консулы и императоры, придерживался этой концепции, извлекая из корсиканских лесов немалую прибыль. Именно с Корсики он получал большую часть корабельного леса для нужд пиратского флота вандалов.

Тяжесть поборов, которыми суровый Гейзерих не желал обременять своих подданных-ариан, была всецело возложена им на одних только православных. Поэтому в непрерывной религиозной войне между римлянами и вандалами в Африке текли потоки не столько крови, сколько золота. Наряду с денежными штрафами за нарушение религиозно-культовых запретов, хронисты сообщают нам о насильственной конфискации царем вандалов наследства православных епископов. А также о сумме в размере не менее чем пятьсот золотых, которую был обязан уплачивать всякий епископ, возвратившийся самовольно из ссылки в свою епархию, а также всякий православный священник, посвященный в епископский сан, по возведении на свою новую кафедру…

В этой склонности к денежным штрафам или взысканию натурального оброка явственно проявлялось влияние германского права, в соответствии с нормами которого даже за убийство полагалась не смертная казнь, а уплата штрафа — «вергельд», «вергельт» или «вира». Во всяком случае, нормы судебников Передней Азии, начиная с вавилонского Кодекса Хаммурапи, с их категорическим требованием «Око за око, глаз за глаз, зуб за зуб, смерть за смерть» вандалам были явно не знакомы. В остальном же они, как ни странно, придерживались римской правовой системы, в особенности — при преемниках Гейзериха. При них было принято немало законов и постановлений, чрезвычайно близких к соответствующим римским образцам и аналогам. Поэтому многие из обвинений, возводимых епископом Виктором Витенским в его «Истории гонений в африканской провинции» на вандалов, были направлены явно не по тому адресу. Тем не менее, германское право и, в первую очередь, арианские правовые традиции, знали немало телесных и позорных наказаний, так что отнюдь не всякое преступление могло быть всегда искуплено путем денежного или иного материального возмещения.