Слезы дракона - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 20

Юнец лениво-нехотя отвернулся от кровавого зрелища, но его взгляд все еще оставался отрешенным, словно смотрел не на Гарри, а сквозь него. Цвет его серых rлаз напоминал слегка потускневшее серебро. Розовый язык медленно облизал нижнюю губу, словно отведал чего-то сладенького.

Гарри взбесили не отказ этого подонка повиноваться и не высокомерие его пустого взгляда. А именно, как ни cтранно, этот бесстыдно-циничный розовый кончик языка, оставивший мокрый след на припухлых губах. В Гарри вдруг проснулось дикое желание измочалить эту физиономию, в кровь разбить эти губы, вышибить зубы, заставить упасть на колени, согнать с него спесь, научить его ценить жизнь и уважительно относиться к смерти.

Он сгреб юнца в охапку и, не успев сам толком сообразить, что делает, полуотволок, полуоттолкнул его прочь от окна, назад за полицейский кордон. Он не помнил, ударил ли эту гнусь, скорее всего, нет, но, пока волок, грубо заламывал ему руки, дергал из стороны в сторону, и, наконец, с силой согнув его пополам, вытолкнул за ограждение - словно схватил его на месте преступления, когда тот приставал к своей жертве или душил ее, обхватив сзади.

Хулиган тяжело шлепнулся на четвереньки, и толпа слегка отпрянула, освобождая ему место. Тяжело дыша, он перевалился на бок и снизу вверх злобно посмотрел на cвoero обидчика. Длинные волосы спутались. Футболка была разорвана. Зато Гарри удалось нанонец приковать к себе и его взгляд и его внимание.

В толпе возбужденно зашушукались. Случившееся в ресторане было пассивным развлечением, и убийца умерщвлен задолго до их прибытия на место преступления, а здесь действие разворачивалось прямо у них на глазах. Словно экран телевизора, раздавшись вширь, позволил им ступить внутрь себя и они оказались в эпицентре настоящего полицейского действа, с головой окунулись во все его взлеты и падения, и когда Гарри заглянул в их лица, то прочел в них желание, чтобы сюжет был захватывающим и густо приправленным насилием, чтобы было что порассказать за обедом своей ошеломленной семье и друзьям.

И тотчас он сам себе стал противен за свою идиотскую выходку и, отвернувшись от юнца, зашагал прочь. Быстро дойдя до конца длинного, занимающего целый квартал здания, он скользнул под желтую бечеву в том месте, где не было никаких зевак.

Их с Конни служебная машина стояла за углом, припаркованная у обочины следующего квартала, вдоль которой также росли деревья. Едва оставшиеся позади зеваки скрылись из виду, Гарри внезапно охватила дрожь. Быстро переросшая в неистовую трясучку. Не пройдя и половины пути к машине, он остановился и оперся рукой о дерево. Начал медленно и глубоко вдыхать и выдыхать воздух.

Резкий удар грома сотряс небо.

Призрачный танцовщик, сотворенный из мертвых листьев и прочего уличного мусора, закружился на тротуаре в объятиях вихря.

Слишком уж грубо обошелся он с тем парнем. Видимо, из себя Гарри вывело не столько его непослушание, сколько нервозное состояние, явившееся следствием того, что случилось в ресторане и на чердаке. Синдром заторможенного стресса.

Но этим дело не ограничивалось: ему необходимо было выхлестнуть свою злость на кого или что бы то ни было, Бога или человека, свое безысходное отчаяние от вселенской глупости, несправедливости и тупоголово-слепой жестокости судьбы. Как мрачные птицы печали, неизменно возвращались его мысли к двум погибшим в ресторане людям, к раненым, к полицейскому, находящемуся на грани жизни и смерти в больнице, к их терзаемым страхом и отчаянием родителям, женам и мужьям, плачущим детям, друзьям - ко всем тем звеньям единой цепочки горя, которую бесшумно и навеки выковывает смерть.

Парень просто подвернулся под руку первым.

Гарри понимал, что должен бы вернуться и извиниться перед ним, но не мог. И не потому, что парень был ему лично неприятен, а потому, что не желал больше видеть омерзительный оскал толпы.

"А этой маленькой гнуси урок все равно не помешает", - оправдался он перед самим собой.

С парнем он обошелся совершенно в духе Конни. И мыслил теперь так же, как и она.

…надо нутром воспринимать ритмы эпохи… цивилизация рушится на наших глазах… надо точно знать, какие из правил можно нарушить, чтобы уберечь всю систему… оседлать гребень любой волны сумасшествия…

Все в Гарри протестовало против такого понимания сути происходящего.

Насилие, сумасшествие, зависть и ненависть не в состоянии поглотить всех и вся. Сострадание, благоразумие и осознанная доброта в конце концов должны одержать верх.

Плохие времена? Да, конечно, мир много раз уже переживал их, сотни миллионов загубленных душ в войнах и погромах, огромные государства, управляемые бесноватыми убийцами, фашистами или коммунистами, но ведь бывали же и целые эпохи мирного труда, сотрудничества - увы, недолгие! - между различными социальными группами, так что испокон веку оставалась надежда на лучшее.

Отнял руку от дерева. Потянулся, чтобы немного снять напряжение с мышц. А как хорошо начался день… и как быстро полетел в тартарары. Но он вернет все на круги своя. В этом ему поможет работа над отчетом. Ничто не в состоянии так вернуть действительности ее упорядоченный и стройный ритм, как составление официального отчета, печатаемого под копирку в трех экземплярах.

Гулявший по улице ветер, окрепнув, поднимал в воздух тучи пыли и мелкого мусора. И если ранее призрачныи танцор кружился в вальсе, то теперь отплясывал неистовую джигу. Едва Гарри шагнул в сторону от дерева, как крутящийся вихрь мусора, неожиданно изменив направление, врезался в него с такой силой, что заставил зажмурить глаза, защищая их от острых, градом осыпавших его мелких камешков.

У него мелькнула шальная мысль, что налетевший на него вихрь подхватит его, как Элли, и унесет в Волшебную Страну. Сверху, под напором ветра, подрагивая, протяжно скрипели ветви деревьев, и листья дождем сыпались с них на землю. Вой и свист ветра в какое-то мгновение слились в дикий протяжный вопль - и неожиданно наступила кладбищенская тишина.

Чей- то скрипучий, низкий, утробныи голос сказал рядом с ним:

- Тик-так, тик-так.

Гарри открыл глаза и тотчас пожалел об этом.

В двух футах от него стоял огромного роста, отвратительного вида обитатель улиц и подворотен, одетый в лохмотья.

Лицо его было обезображено рубцами и гнойными болячками. В уголках сощуренных глаз затвердела липкая белая масса. Зловоние, исходившее от его гнилых зубов и покрытых нарывами губ было столь омерзительным, что Гарри чуть не задохнулся.

- Тик-так, тик-так, - повторил бродяга.

Говорил он негромко, но, казалось, что орет во всю глотку, так как звук его голоса был единственным слышимым в мире звуком. Все иное было окутано зловещей, неестественной тишиной.

Пораженный огромным ростом и исключителъно неопрятным видом незнакомца, Гарри невольно отступил нa шаг. В засаленных волосах бродяги застряли комья слипшейся грязи, травинки, кусочки листьев, в спутанной бороде - остатки ссохшейся пищи и даже кое-что похуже. Руки его были черны от глубоко въевшейся грязи, и так же черно было под длинными, запущенными ногтями. Это была ходячая чашка Петри с гнездившимися в ней микробами почти всех известных человечеству смертельных болезней и одноврмeнно испытательным полигоном новых вирусных и бактериологических ужасов.