Услышав, как тяжко он шагал по старым камням, Аделина подняла голову, но не обернулась. Он молча наблюдал, как она перекрестилась, поднявшись со скамьи, и направилась к нему.
Доктор вспомнил прошлый февраль, день их свадьбы с Сэмюэлем, ради которого молодой офицер взял свой последний отпуск. Хоть в глазах ее всегда горели огонь и жажда жизни, в тот день она просто сияла. И все же, какой бы чудесной и сильной духом ни была Аделина, ее манера преподавания была слишком современной для их сонного Гэмпшира. Она уволилась в прошлом весеннем семестре, не отработав и его половины, сразу вслед за тем, как вышла замуж, и посвятила себя домашним заботам в ожидании возвращения Сэмюэля. Даже сейчас, в эти жаркие дни на исходе лета, когда до родов оставалось каких-то три месяца, проходя мимо их маленького домика, доктор Грей иногда видел, как Аделина возится на грядках в саду, собирая кабачки, фасоль и свеклу для заготовок на зиму.
Он улыбнулся, надеясь, что она не пройдет мимо и заговорит с ним.
– Как вы себя чувствуете, Аделина?
– Лучше, чем на прошлой неделе. Соглашусь, это весьма странно – все женщины наперебой твердят мне, что должно быть наоборот.
– Не стоит их слушать, – рассмеялся доктор. – Как прицепятся к чему-нибудь, так и поведется. Что ж, хоть в чем-то они последовательны.
Она направилась к выходу, и он последовал за ней.
– Я вас задерживаю? – спросила она.
– Вовсе нет, наоборот, это я думал, что задерживаю вас.
Она покачала головой:
– Нет, я уже сказала все, что хотела. И еще кое-что.
– Уверен, что он выслушал вас. Ведь такую, как вы, невозможно не услышать.
– Доктор Грей! – воскликнула она с притворной досадой.
Он был одним из немногих в Чотоне, кто не сторонился ее, словно внезапно пораженный воспоминанием о ее утрате, – а от подобного ей становилось лишь хуже, хоть никто и не желал ей зла. Ей всегда нравился сдержанный юмор доктора, как и его наставническая манера общения, хоть она и догадывалась, что на самом деле он далеко не такой строгий, каким кажется. Когда Сэмюэль получал отпуск и ходил с ней в олтонский кинозал на фильм, который всегда выбирала она, иногда в окутанной табачным дымом и окруженной парочками одинокой фигуре на заднем ряду Аделина с удивлением узнавала доктора Грея, смотревшего очередную слезливую романтическую мелодраму с Мими Харрисон.
Быть может, эти киносеансы были для него чем-то сродни катарсису? Она дивилась выдержке, с которой он носил в себе все страшные диагнозы своих больных, зная, что поделиться этим с кем-либо значило бы лишь усилить его боль, ведь подобные слова способны были убить. Даже когда в школе они ломали копья в диспутах о методике ее преподавания, она всегда считала доктора Грея одним из добрейших людей в их деревне, всегда готовым улыбнуться и приободрить. С тех пор, как погибла его жена, она не знала, может ли он довериться кому-нибудь. Его медсестра Хэрриет Пэкхем должно быть, имела некие виды на доктора, судя по всем тем слухам, что распускала о нем в городе.
Вместе они шагали навстречу закату. Две туристки брели по тропинке, глядя на гравийную дорогу, на церковь в ее тенистом древесном укрывище и на елизаветинский особняк на холме.
– Вернулись, – заметила Аделина. – Немного времени прошло. Только мировая война и была способна им помешать.
– Вы когда-нибудь задумывались над тем, как нам повезло жить вот здесь, совсем как во времена Джейн Остен? Я – да. Иногда мне кажется, что это одна из тех причин, по которым я вернулся.
Аделина с интересом посмотрела на доктора.
– Вообще-то, я тоже так думала. Всегда. Когда я была девочкой, благодаря подобным мыслям это место становилось волшебным. Как ей вообще удавалось создавать такие сюжеты среди всего этого – этой аллеи, тропинки, церквушки, этих залитых солнцем полей и калитки… Все это такое… такое английское! Они же приезжают сюда, чтобы увидеть все это, потому что ее мир реален. Здесь все это существует на самом деле.
Он кивнул, соглашаясь с ней.
– Хотел вам сказать, что вновь перечитываю «Эмму». Каждый раз нахожу что-то новое, какую-то упущенную деталь. Словно она все еще творит, и все ее книги живут до сих пор.
Аделина любила говорить с ним о книгах. Когда ее собирались уволить из сельской школы, хоть она и использовала собственную свадьбу как предлог для ухода, нетерпимость к ее методике преподавания достигла апогея. Многие темы и авторы были сочтены неприемлемыми для обсуждения с учащимися, но Аделина считала, что сельским попечителям не стоило вмешиваться в литературные дела, так как об этом уже позаботились куда более образованные и мудрые умы. Единственным, с кем она могла свободно общаться на тему любимых книг, оставался доктор Грей.
– Даже не знаю, что вам ответить, доктор. Эмма, она… то есть я всячески поддерживаю ее бодрость духа, но иногда мне трудно не упрекнуть ее в себялюбии.
– Эмма вовсе не эгоистка. Она просто любит себя, и любит так, как мало кто способен.
В этом Аделина не была уверена. Ей претило все то внимание, которым наслаждалась Эмма. Сама она сейчас была объектом пристального внимания со стороны селян, но долго находиться под подобным надзором была не в состоянии. Что же такого было в Эмме, почему она получала удовольствие, когда все внимание было приковано к ней?
Две туристки все еще стояли на дороге, но доктор Грей, несмотря на свою воспитанность, не желал новых встреч. Он взглянул на особняк, затем на Аделину, впервые заметив темные круги у нее под глазами – следы усталости.
– Зайдем к ним на кухню, выпьете чаю?
– Конечно, идемте, – согласилась Аделина.
Вся округа знала, что семейство Найт всегда славилось своим гостеприимством. Их кухня всегда была открыта для желающих, и даже случайный гость, которому хватало смелости постучаться в дверь, всегда находил приют. Кухня располагалась в задней части дома, и попасть в нее можно было через открытый дворик, с четырех сторон окруженный увитой плющом стеной из красного кирпича с геральдическими витражами. Там можно было отдохнуть, сидя за чашкой чая со сладкой, еще пышущей жаром духовки булочкой, и наслаждаться покоем, который источала церковь.
Жозефина, согбенная, страдавшая артритом повариха, служила семейству с незапамятных времен. Гостям она была рада всегда и, встретив Аделину и доктора Грея, повела их за собой, едва они переступили порог. Немного времени спустя они расположились на скамье во внутреннем дворике, пытаясь удержать на коленях тарелки с горячими булочками, так как их руки были заняты чашками чая с молоком.
– Так какие же секреты открыла вам «Эмма» на этот раз? – полюбопытствовала Аделина, желавшая хоть в чем-то быть на шаг впереди доктора.
– Несколько слов из монолога мистера Найтли о благочинности Эммы. Помните сцену из «Гордости и предубеждения», в которой Дарси восхищенно слушает, как Элизабет играет на фортепиано, в то время как та насмехается над его скованностью в общении с малознакомыми людьми и советует ему больше практиковаться, а заодно добавляет, что ей самой стоило бы больше времени проводить за фортепиано, чтобы лучше играть?