Здесь, как в других местах Гатчино, стояли усиленные посты, хотя никаких особенных секретов в Приорате не хранилось, как поведал мальчишкам Положинцев.
Сам дворец давно уже перестал быть таинственным орденским замком для мальтийских рыцарей: теперь в нём квартировали мелкие придворные чины, кому не полагалось казённой квартиры в большом императорском дворце.
Спустились в подвалы. Слуги, кряхтя, доставили имущество – его Илья Андреевич собрал, словно для полярной экспедиции.
Здесь, под Приоратом, подвалы были самые обыкновенные, забитые какими-то хозяйственными принадлежностями, а то и просто хламом; правда, с электрическим освещением.
Петя Ниткин по дороге к Приорату всё время болтал, что получил в подарок на Рождество какие-то физические наборы для опытов, Илья Андреевич живо заинтересовался, завязалось горячее обсуждение, а Фёдор, даже несколько довольный тем, что его оставили в покое, тащился следом. Мысли его всё время возвращались ко всему случившемуся, к услышанному (уже второй раз!) у эсдеков; только теперь он мог и сравнить.
Ведь в том мире они, эсдеки, победили…
Но, может, без них тоже было бы всё то же самое? Что, не появились бы новые трамваи, машины, пароходы? Не построились бы новые мосты? Ведь строят же их сейчас! Или то самое «горе народное» столь велико и необъятно, что иначе, как говорят эти Старик с его присными, никак нельзя?
Взять хоть того же Севку Воротникова. Второгодник, отец тянет лямку где-то далеко, за Байкалом, на Транссибе или что-то вроде того. Жалованье маленькое, даже подарка на Рождество Севке прислать не могут. Разве это справедливо? Капитана Нифонтова-старшего папа сумел перевести в Волынский полк, в Петербург, а капитана Воротникова? Кто ему поможет? Да и нельзя же всех отправить в столичные части! Как тут быть, где здесь справедливость? Конечно, хорошо бы, чтобы жалованье у простых армейских офицеров было б повыше – может, тогда и Севка не тиранил бы тех, кто послабее, отбирая у них вкусности…
Меж тем они упёрлись в тупик. Под ногами чернел кованым железом квадратный люк.
– Это водоотводный туннель, – пояснил Илья Андреевич. – Проложен при строительстве, возводили-то дворец почти что на болоте. Его ещё и осушать пришлось… так что здесь ничего особенного, вода сбрасывалась в озеро. Но вот если спуститься и хорошенько походить по этой галерее… хорошо, что сейчас зима, холодно, сухо, пройти легко.
Спустились. Ход оказался высоким, сводчатым, с плотной каменной кладкой. Вода-таки сочилась, стекала тонкой струйкой по самой середине прохода – здесь, под землёй, было относительно тепло.
Они медленно шли вверх по течению, туда, где водосборник заканчивался очередным тупиком. Илья Андреевич сверился с какими-то записями и принялся устанавливать свои «электроды», как он выразился.
Фёдору и Пете пришлось подтаскивать сумки с инструментом и прочими припасами. Установили фонари, зажгли – и замерли, глядя, как священнодействует их учитель физики.
Положинцев щёлкал переключателями, следил за мечущимися стрелками, записывал их показания. Поминутно глядел на указатель «заряда батареи», как он выразился.
– Илья Андреевич, а Илья Андреевич! – не вытерпел Петя. – А что вы замеряете?
– Напряжённость поля, – неопределённо отозвался физик.
– А какого именно? – не отставал Ниткин. – И вы ж электроды просто к стенкам прикрепили, а прошлый раз, осенью, я помню – вы их в землю втыкали!
Но Илья Андреевич, обычно очень словоохотливый и всегда готовый поговорить о собственных экспериментах, на сей раз только промычал что-то неразборчивое да махнул рукой.
– Передвигаем, – сказал наконец.
Передвинули. Вновь защёлкали тумблеры, заметались стрелки; сняты и записаны показания, а потом всё повторилось вновь.
Так они добрались до самого конца водосборного туннеля – глухой стены бутового камня.
– Ещё раз, – недовольно сказал Положинцев.
Пришлось повторять, тащить всё оборудование обратно, к самому устью, к забранному решёткой водосбросу.
Это становилось уже совсем скучно и неинтересно, тем более что Илья Андреевич никаких пояснений не давал, и весь Петин энтузиазм так и разбился о стену ледяного молчания.
Положинцев испещрил несколько страниц своего блокнота узкими колонками цифр и непонятных даже Пете Ниткину значков. Устало махнул рукой:
– Пора в обратный путь, дорогие мои кадеты. Спасибо за помощь; понимаю, что дело выдалось тоскливое. Что ж, и такое случается. Надо проанализировать полученные данные: я искал вход в то самое подземелье, что, как мне представлялось, обнаружил по осени. Так просто он нам не дался, но, кто знает, кто знает…
Что-то здесь было не так. Федя это скорее почувствовал, чем понял. Илья Андреевич и впрямь что-то искал в этой широкой трубе – короткой, совершенно лишённой всякой загадочности. Но что?..
Теперь была его очередь атаковать вопросами Петю Ниткина.
– Да что я тебе, Пуанкаре?
[36] – отбивался несчастный Петя. – Я в его цифири ничего не понял, вот те крест! Это какая-то высшая физика, я такую нигде не видывал!
В общем, и тут вышел полный афронт.
К счастью, выручала Лизавета. Шокировав маму, она на следующий день явилась прямо в квартиру Солоновых – одна, без сопровождения!.. Правда, тотчас отыгралась, заведя на почти безупречном французском вполне светскую беседу.
Вскоре они уже сидели в «Русской булочной» за порциями мороженого – когда ж ещё есть в России мороженое, как не на Святках? Лиза рассказывала, что Зина, оказывается, дружит теперь с Петей Ниткиным, и это очень хорошо, потому что она, Зина то есть, очень умная и в дорогую гимназию Тальминовой поступила по благотворительности одной богатой купчихи, лучше всех написав работы по математике и словесности.
– Это что ж, купчиха сама в математике разбиралась? – удивился Фёдор.
– Нет, что ты, – засмеялась Лиза. – Купчиха кроме деловых бумаг только жития святых читает да Четьи-Минеи. Нет, профессоров нанимает, представляешь? В честь мужа покойного, говорит, завела три места в гимназии, оплачивает сама, дескать, супруг её на умных людях разбогател, и она теперь через то возвращает
[37].
– Молодец Зина, – искренне сказал Фёдор. Зина ему понравилась – было в ней что-то надёжное, спокойное, уверенное, но непоколебимое, словно у каменной стены. – Но ты ж не для того меня сюда позвала, правда?